Филип Дик - Нарушенное время Марса

— Мне стало легче, — сказал Джек. — Теперь я чувствую себя нормально.

— По-моему, не совсем еще, — возразила Дорин.

— Да, — уступил мужчина. — Но, черт возьми, что же мне делать? Вы сами сказали: шизофреник — всегда шизофреник…

Он замолк на полуслове и стал следить за светлой рыбой, скользящей в глубине.

— Арни высоко ценит тебя, — мягко сказала девушка. — Утверждая, что его талант состоит в способности оценивать истинную значимость людей, он говорит правду. Он сразу понял, что этот Глоб полон страстного желания продать себя и попасть в штат его сотрудников в Левистоуне. Психиатрия сейчас не приносит больших доходов: слишком многие стали заниматься этим бизнесом. Только в одном Левистоуне двадцать психиатров, и ни один из них не добился настоящего материального благополучия. Не было ли у вас трудностей в связи со здоровьем, когда вы обратились за разрешением на эмиграцию?

— Я не хочу вспоминать об этом. Прошу вас! — взмолился Джек.

— Давайте немного пройдемся, — предложила она.

Они медленно пошли вдоль по улице мимо магазинов, большинство из которых днем закрывалось.

— Что вы увидели, — неожиданно спросила девушка, — когда посмотрели на доктора Глоба за столом, в ресторане?

— Ничего, — поспешно ответил Джек.

— Вы просто не хотите говорить мне.

— Да, это так.

— Думаете, что если вы мне скажете, то окружающим станет хуже.

— Дело не в окружающих, а во мне.

— Может быть, все-таки в окружающих, — сказала Дорин. — Возможно, что-то связанное с твоим зрением: изумленное, искаженное, оно как-то влияет на восприятие действительности. Я, бывало, мучительно старалась догадаться, что мой брат Клэй мог видеть или слышать. Сам он не мог объяснить. Мне известно только то, что его мир совершенно отличался от мира остальных членов нашей семьи. В конце концов он убил себя. — Она задержалась у газетного киоска, в витрине которого были выставлены газеты с сообщением о Норберте Стинере на первой полосе. — Современные психиатры часто говорят: позвольте им дойти до конца и свести счеты с жизнью, это единственный выход для некоторых из них… Их вИдение мира становится слишком страшным, чтобы человек мог вынести его.

Джек в ответ не проронил ни слова.

— Это действительно так страшно? — спросила Дорин.

— Нет. Только приводит в замешательство, — попытался он объяснить. Это совершенно не похоже на то, что вы до сих пор видели или знали, и не позволяет вам действовать привычным образом.

— Не пытаетесь ли вы чаще всего в таких случаях как-то обмануть ситуацию, как-то сжиться с ней посредством игры? Как актер? — Когда он не ответил на ее вопрос, она продолжала:

— Именно это вы и пытались только что проделать там, в ресторане.

— О! Я понимаю несчастных сумасшедших, — продолжал Джек. — Я все бы отдал, если бы смог сжиться с этим, как бы разыгрывая какую-то роль. Но это ведет к настоящему раздвоению личности, а до сих пор я ни чем подобным не страдал. Не правы те, кто считает, что все дело в провалах памяти.

Чтобы сохранить целостность восприятия, мне следовало наклониться к доктору и сказать…

Он резко замолчал.

— Не бойся, скажи мне, — мягко попросила девушка.

— Ну… — собираясь с духом, Джек сделал глубокий вдох. — Я бы сказал: Док, я смотрю на вас глазами вечности. Вы умерли. В этом состоит сущность моей болезни — патологическое видение. Я не выдержу больше, я просто не заслуживаю такой участи.

Девушка вложила ладонь в его руку.

— Я ни с кем раньше не мог говорить о своей болезни, — продолжал Джек, — ни с Сильвией, моей женой, ни с сыном Дэвидом. Знаете, я постоянно наблюдаю за ним, смотрю на него каждый день, боясь заметить, что он тоже нездоров. Этим бездушным чиновникам так легко вынести свой приговор, как в случае со Стинером. Я даже не знал, что их ребенок находится в лагере, пока об этом не сказал Глоб. А ведь мы уже долгие годы живем по соседству.

За все это время Стинер ни разу не обмолвился о сыне.

— Мы собирались вернуться в «Ивы» пообедать. Пойдемте? Мне кажется, вам нужно как следует подкрепиться. Знаете, вам совершенно не обязательно поступать на работу к Арни, вы вполне можете оставаться с мистером И. У вас такой прекрасный вертолет. Не нужно все бросать только потому, что Арни решил вас использовать. Возможно, он вам не принесет пользы.

Неопределенно пожав плечами, Джек ответил:

— Предложение построить оборудование для связи между ребенком-аутистом и внешним миром выглядит очень заманчиво. Думаю, Арни в значительной степени прав. Я играл бы роль посредника… мог бы здорово пригодиться.

«Какое мне дело до того, зачем Арни понадобился малыш Стинер, — решил он. — Вероятно, у него есть на это веские основания, он собирается извлечь из парня доход в холодной твердой валюте. Меня это совершенно не касается. Так или иначе, мне стоит принять участие в проекте. Мистер И откомандирует меня в Союз гидротехников, мне будет платить мистер И, а ему — Арни. Все будут довольны, а почему бы и нет? Возня с нарушенным, плохо соображающим мозгом ребенка определенно принесет больше пользы, чем ковыряние в сломанных рефрижераторах и кодировщиках. К тому же, если малыш страдает от таких же кошмаров, то я, наверное, лучше всех бы его понял.»

Джек слышал о теории времени, которой доктор Глоб щегольнул, как своей собственной. Болен читал о ней в «Сайнтифик Америкэн», но совершенно не подозревал, что ее можно связать с шизофренией. Он знал, что ее изобрели швейцарцы, а вовсе не доктор Глоб.

«Что за странная теория? — думал Джек. — К тому же звучит убедительно.»

— Давайте вернемся в «Ивы», — наконец согласился он. Его охватило острое чувство голода, а в ресторане безусловно прекрасно кормят.

— Вы смелый человек, Джек Болен!

— Почему? — удивился тот.

— Вы собираетесь вернуться в ужасное место, к людям, вызвавшим у вас «взгляд вечности». Я бы на вашем месте просто бежала оттуда без оглядки.

— В результате кошмарных видений, — ответил Джек, — как раз и возникает страстное желание бегства, непреодолимая жажда порвать всякие отношения с другими людьми. Если вы поддадитесь своим эмоциям, то считайте, что ваша жизнь в человеческом обществе закончилась. Когда говорят: шизофрения — прогноз, а не диагноз, то имеют в виду не ваше внутреннее состояние, а тот способ, которым вы свихнетесь.

«Я не собираюсь сходить с ума таким образом, — мысленно добавил он. Как Манфред Стинер, онемев, находиться в клинике для душевнобольных. Я собираюсь сохранить свою работу, жену, сына, свои привязанности, — он взглянул на девушку, державшую его за руку. — Да, и даже любовные дела, если таковые случатся. Я не собираюсь сдаваться».

Они возвращались в ресторан, когда, сунув руки в карманы, он коснулся чего-то маленького, твердого, холодного. Вытащив это наружу, он с удивлением воззрился на маленький сморщенный, похожий на корешок предмет.