Журнал «Если» - «Если», 1998 № 06

— В ответах на вопросы читателя А.Столяров назвал своего героя «Человеком Несчастливым». Как бы Вы охарактеризовали своего героя? (Г. Фатеев, г. Марлинск)

— Я бы охарактеризовал его как «Человека Слабого», не будь это тавтологией. Раз человек, то, стало быть, слаб, и никуда тут не денешься. Что же касается так называемого «Человека Сильного», то это уже не тавтология. Это оксюморон, сочетание взаимоисключающих слов. Не бывает таких людей. Я, во всяком случае, не встречал. И все же легенда о сильном человеке продолжает будоражить и читателей, и зрителей. («Да, суперменов нет, но какие они душки!..»)

Подозреваю, что во всем виноваты классицисты. Это они от великого ума первыми придумали, что положительный герой должен состоять из положительных качеств, а отрицательный, соответственно, из отрицательных. Пришедшие им на смену романтики все опровергли, кроме самого рецепта. Их романтический герой состоял из романтических качеств. Натуралисты отринули было напрочь схему в целом, но тут, увы, грянул соцреализм, и все вернулось на круги своя. Когда Лев Толстой впрямую заявил, что любое человеческое достоинство состоит из крохотных недостатков (и наоборот!), все так и ахнули, хотя впервые это было сказано чуть ли не за две тысячи лет до Толстого. Возьмем апостола Петра, как он описан в Евангелии. Несомненно, положительный герой. И какие же у него достоинства? Неграмотен, бестолков, неуверен в себе, трусоват. И это тот самый камень, на котором будет воздвигнута вера? Представьте себе, да. Петр — человек, Петр — слаб, но другого камня нет и не будет. А чтобы все стало ясно до конца, давайте заодно припомним качества Иуды Искариота, опять-таки по Евангелию. Умен, расчетлив, храбр (бросил сребреники чуть ли не в морду первосвященнику), вдобавок совестлив (раскаялся и от отчаяния покончил с собой). Сплошь из достоинств.

Наверное, я несколько отклонился от темы, но очень уж достали крутые герои нынешних триллеров, наивно слепленные авторами из крутых качеств!

— В наше время, пожалуй, лишь Вы да Кир Булычев остались верны малым формам. Чем объяснить такую привязанность к рассказу? (Л. Харитонов, г. Тверь)

— Ну, рассказ — это первая любовь. С рассказов мы с женой начинали. Прелестный жанр — краткий, емкий, ясный. Однако должен признаться, что и сам обращаюсь к нему все реже и реже. Вот, даст Бог, закончу повесть и опять попробую написать что-нибудь очень короткое. А вообще-то, конечно, жанр вымирает, и причина тому одна — рынок. Во всяком случае, так говорят издатели. Не знаю, можно ли им верить. А пока налицо замкнутый круг. Авторы не берутся за рассказы, потому что их трудно опубликовать. Издатели утверждают, что успехом сборники рассказов пользоваться не будут, и ссылаются при этом на мнение читателя. А читатели присылают в журнал «Если» письма, где задают авторам вопросы, в которых явно сквозит тоска по утраченному жанру.

— Есть мнение, что фантасты — эмиссары Мирового Зла, призванные сеять сомнения в слабых умах. Как Вы относитесь к такой точке зрения?

— Есть такое мнение. И я даже знаю, чье оно. Это мнение благодетелей рода людского и их «шестерок». Мнение вождей и пророков, которые спят и видят, как бы заставить всех ходить строем и хором распевать псалмы и гимны. А также мнение тех, кто, как это ни дико, сам желает ходить в строю. Тех, кто ленится или боится думать самостоятельно. Отсюда призывы к единомыслию (т. е. к отсутствию мысли вообще). Отсюда ненависть к тем, кто имеет дерзость провоцировать других своими произведениями на сомнения и раздумья. Бредовая идея, что литература должна быть полезной, тоже принадлежит им, благодетелям рода людского. Почему бредовая? Да потому что из нее следует неизбежный вывод: коль скоро существуют книги полезные, то, стало быть, есть и вредные. А коли так, то остается всего один вопрос: каким именно образом их обезвредить? Самый надежный и проверенный способ — сжечь. Вместе с авторами. А прототипов выявить — и на зону… Только, боюсь, гореть тогда не одной фантастике. Всей литературе гореть.

Многие мои знакомые, резко подавшиеся в лоно православной церкви, не раз выговаривали мне в том смысле, что фантастика — от лукавого. Ответ у меня один: если ты создан по образу и подобию Творца, то старайся быть достойным своего образа и подобия. Твори.

— Не кажется ли Вам, что вся художественная литература переживает кризис, из которого может не выйти, уступив место мультимедийной и развлекательной продукции? (И. Жданова, г. Мурманск)

— Мне кажется, кризис — это нормальное состояние любой литературы. Во всяком случае, взлет случается куда реже. Что же касается внезапной конкуренции со стороны железяки, именуемой компьютером, то, думается, с литературой произойдет то же самое, что произошло с живописью после изобретения фотографии. Кстати, изобретению этому ужаснулись, в основном, ценители изящного искусства, поскольку утратили ориентиры. Раньше они точно знали, что данная картина хороша, потому что на ней «все, как в жизни». Теперь же такая похвала звучала несколько сомнительно. В наши дни живописцев как раз часто упрекают в том, что картина их слишком напоминает цветную фотографию. А тогда кое-кто поспешил даже объявить, что живопись обречена. И что же в итоге? Художники пожали плечами и продолжали работать. Результаты известны: импрессионисты, Дали, Шагал… Гоген, например, вовсю пользовался снимками взамен набросков — и ничего. Думаю, литературе предстоит нечто подобное. Глядишь, доживем еще до тех времен, когда авторов начнут укорять в том, что сюжет слишком напряжен и закручен, а стало быть, напоминает компьютерную игру. Вообще, явление, возраст которого измеряется тысячелетиями, так просто не убьешь. Гутенберга вон пережили с его печатным станком, а уж Билла Гейтса тем паче как-нибудь переживем.

Напоминаем, что в рубрике «Прямой разговор» вопросы авторам задают сами читатели. Редакция отбирает наиболее типичные вопросы (они подаются от лица всей аудитории) и наиболее оригинальные — «именные».

Ждем ваших писем с вопросами к писателю-фантасту Василию Звягинцеву до 20 июля 1998 года.

АЛЕКСАНДЕР, Дэвид и ПИРС, Хейфорд

(ALEXANDER, David and PEIRCE, Hayford)

Американский писатель Дэвид Александер дебютировал в научной фантастике романом «Черный мессия» (1987 г.), открывшем серию произведений о мире после катастрофы: «Эпицентр» (1987 г.), «Металлический шторм» (1988 г.), «Смерч» (1988 г.). Кроме того, в последующие годы он опубликовал два романа в так называемой «межавторской» серии о К.А.О.С. (кибернетической атакующе-оборонительной системе) под коллективным псевдонимом Райдер Сайверстон, а также несколько произведений в соавторстве с Хейфордом Пирсом (см. биобиблиографическую справку в № 5, 1997 г.).