Андрей Годар - Под тенью феникса

Экран мигнул несколько раз, и мы увидели похожие картины, полученные с других камер.

Проход, блокированный группой Дельта, был чист, пытающиеся прорваться заговорщики, по случайности, побежали в других направлениях. В свете зажигаемых подствольных фонарей было видно подрагивавшее на земле тело часового, из плеча которого торчали два металлических цилиндра с тонкими проводками.

-Дельта, у нас чисто!

-Вас понял! Альфа, Бета, Гамма – приступить к аресту! Дельта зачистить площадку!

-Выполняю!

В нижней части кадра появился ствол вскинутого к плечу дробовика. Не меняя порядка, группа быстро двинулась вперед, в мутное газовое облако у выхода к площадке. Там, за сеточным заграждением, ползали на четвереньках в попытках отыскать выход те, кому повезло вдохнуть совсем немного газа. Лидер группы, услышав что-то, поднял руку в жесте «Остановиться!» и осторожно заглянул заугол.

Метнувшаяся вперед огромная тень отшвырнула его прочь, так что лидер потерял равновесие и, в попытке не упасть, с силой ударился о стену. Высокий боец, левой рукой прижимавший к лицу тряпку, одним прыжком подскочил к оператору, коротко размахнулся правой, и на секунду изображение смазалось от резкого движения. Потом мы увидели кусок стены, землю, снова стену и, наконец, ночное небо. Бах! Бах! Прогремело несколько выстрелов. Ругань, снова выстрелы.

Изображение пришло в движение. Стена, земля, отталкивающиеся от нее руки, кровавый плевок.

Выстрелы не прекращались. Оператор встал на ноги и выпрямился – мы увидели конвульсивно извивающееся на земле тело, по которому практически в упор стреляли из дробовиков сразу несколько бойцов. Выстрелы прекратились только после того, как лежащий свернулся калачиком, выставил вперед руку и взвизгнул что-то вроде «Не надо». Его перевернули на живот и упаковали в наручники, отчитались в эфир.

Все команды сообщили о совершенных арестах и успешной зачистке территории. Командир операции, находившийся в группе Альфа, доложил о том, что единственный бежавший через крыши заговорщик был задержан в четвертом секторе часовыми. Время 20:21, операция завершена успешно.

Решения своей судьбы заговорщики, в своей совершенно не уютной общей камере, под которую был переоборудован недостроенный гараж, дожидались недолго. Ровно одного заседания хватило на то, чтобы поразмыслившие на досуге о сложившейся ситуации генералы сообща приняли разумные решения. Врать горожанам о сути происшествия нам не пришлось: несколько дней, прошедших до вынесения вердикта, официальная точка зрения заявляла о том, что в одном из бараков возникло хулиганское объединение, члены которого готовили ряд преступлений, направленных против спокойствия Города. Скрывать имена заговорщиков не было никакого смысла, поэтому они первейшим делом были преданы огласке.

Попытку поднятия мятежа решили инкриминировать только зачинщику – Ацтеку. Остальные участники после допросов, показавших их полную несамостоятельность в революционных делах, были объявлены рядовыми хулиганами. В качестве меры пресечения было решено разослать их по отдаленнымгарнизонам, командующие которых были предупреждены о непростом прошлом пополнения. Это было великодушно по отношению к проштрафившимся, что обязательно оценят остальные бойцы.

При этом отрицать существование заговора мы не собирались. Объявляя тридцать человек хулиганами и одного мятежником, мы ясно давали понять всем и вся: формально мятеж действительно был, однако фактически он являлся лишь хулиганской выходкой и не более того.

Ацтек должен быть казнен в строгом соответствии с Уставом, это обсуждению не подлежало. Но то, что именно должно было с ним случиться, мы обсуждали достаточно долго. Поймавший правильное направление мысли Палыч тогда сказал:

«Для нас гораздо важнее не казнить его как человека, но уничтожить как лидера и каксимвол. Его имя должно вызывать воспоминания исключительно о том, как своевольный и гордый человечек совершил самую большую ошибку в своей жизни. Его поступок должен быть достоин исключительно жалости и отвращения. Память об этом человеке должна остаться наихудшая».

Эти слова были исключительно верны, но от них веяло просто дьявольской бесчеловечностью, будто перед нами стоит задача уничтожить саму человеческую душу Ацтека. Я

снова и снова всматривался в лица окружающих, но не видел в них ничего похожего на это ощущение. Они лишь кивали головами, и мне не оставалось ничего иного, кроме как присоединиться к ним. В конце концов, Палыч, как всегда, говорил дело. Иногда поступить по необходимости -значит пойти против совести, главное не почувствовать вкуса к этому ощущению вседозволенности. Оставалось только разработать достойное воплощение замысла.

Казнь решили провести на площадке, приготовленной для возведения нового складского бокса, за восьмым сектором у самой стены. Места было достаточно много, чтобы вместить всех незанятых на дежурстве офицеров, а также с пару сотен рядовых. Такое количество зрителей сочли вполне приемлемым. Поначалу в расстрельную группу набрали пятерых человек, но затем рассудили, что одного палача для выстрела в затылок с близкого расстояния будет более чем достаточно. Расстрельная команда – это привилегия известных революционеров и прочих значительных людей.

Мы наблюдали за всем происходящим на штабном экране, нельзя было придавать статусности мероприятию личным присутствием высших чинов. Вот Ацтека выводят из комендатуры, он держит спину прямо и без особых эмоций осматривается по сторонам. Картинно поднимает скованные наручниками руки и вытирает нос. Получает несильный тычок прикладом в спину, кривится и начинает шагать вперед.

-Клюнул, сто процентов клюнул – сказал Муха – Смотри, какой спокойный. Он только внешне лидер, а на деле перед реальной угрозой тушуется. Значит, верит, что спасение близко.

Процессия из осужденного и пятерых конвоиров неспешным, будничным шагом приближалась к месту казни. Два с половиной сектора, пять сотен метров по прямой, как стрела, улице. Ничего не происходило… Квартал за кварталом, ближе и ближе. Показалась площадка и обступившие ее зрители. Стоящий у дороги сортир. Какого черта ничего не происходит?

Ацтек остановился, что-то сказал конвоиру справа, который держал его за шиворот. Последовал еще один тычок в спину, но конвоир обернулся и заговорил с офицером, который шел сзади. Тот кивнул и положил руку на висящую в кармане разгрузки рацию.

-Старший лейтенант Лис. Осужденный говорит, что ему нужно в туалет. Янамерен разрешить – обгадится еще.

-Разрешаю, лейтенант. Пускай идет – ответил по рации Муха. Голос его был невозмутим и уверен, а вот лицо растянулось в страшной улыбке ребенка-садиста, вытаскивающего из силков запутавшуюся белку.