Райдо Витич - Проект Деметра

Старик поднял руку, приказывая замолчать.

– Ты законы наши забыла, светлая рода Самхарт? – качнулся, к ней багровея. – Как тебе известно, изначальная рода Лайлох выдвинула требование разорвать ее узы с изначальным рода Лой. И пока идет разбирательство… что, светлая? А? – приставил ладонь к уху.

Лала сникла:

– Все вопросы касаемые Лой и Лайлох решаются в присутствии этих лиц, – протянула тихо.

Хранитель кивнул:

– Вижу, не забыла. Продолжай.

– Так как требование выдвинуто односторонне, то вопросы касаемые стороны выдвинувшей требование рассматриваются только в присутствии второй стороны, – почти прошептала, склоняя голову все ниже.

– Отлично! – грохнул по подлокотнику ладонью. – Теперь изволь выйти, девица Самхарт!

Лала попятилась и вдруг остановилась, выпрямилась:

– Нет. Я схожу за Лой, – упрямо поджала губы.

– Пыф! – выдал Маэр. Таш сложил руки на груди и всем корпусом развернулся к девице, оглядел с нескрываемым изумлением.

Эхинох с трудом сдержал усмешку. Слез с подоконника и бросил деду:

– Я приведу.

И пошел из залы, по дороге легко и просто прихватив просительницу за талию, вывел ее, как выкинул.

– У Хранителя серьезный и важный разговор с советником, – почти по слогам сообщил девушке.

– У меня тоже важное и очень серьезное дело, – скопировала его тон и даже поддалась к изначальному, требуя взглядом выслушать. – Вы не имеете права просто выкидывать меня. Я пришла с требованием!

Эхинох чуть отодвинулся и вставил ладонь:

– Все понял. Присядь и подожди здесь, – выдал вполне миролюбиво, сообразив, что с чокнутой девицей лучше не связываться. – Хранителя всегда третирует дела о разрыве уз. Ты должна понимать, что его лучше не раздражать. Я приведу Лой, а ты подумай насколько важно твое заявление и стоит ли его делать.

Советник искренне надеялся, что девушка передумает. Этот обвал требований, возмутительных и глупых одновременно, и его уже начал доставать, что говорить о деде, который терпеть не мог подобные вопросы разбирать.

Однако девушка села и уставилась на Эхиноха, как объявила об осаде.

Ладно, – пожал тот плечами и двинулся за Эрланом, надеясь, что к их появлению девушку все-таки сдует. Поэтому и не торопился позвать светлого.

Пальцы, чуть касаясь, прошли по щеке, шее, плечу. Эя вздрогнула и приоткрыла глаза – Эрлан. Он был рядом и стало легче, но она чувствовала себя разбитой, слабой – опять. Почему? Почему это происходит раз за разом, – силилась понять, глядя на мужчину, хотя он вроде не причем.

Эрлан взял ее за руку, прижал к губам и начал целовать пальчики, а у нее перед глазами как барьер упал, как вытянули из этой реальности и поместили в другую…

Горящий крест, вечер, Эрлан стоит с мечами клинками вниз и за себя. Лицо страшное настолько, что мужчину не узнать. В глазах ненависть и больше ничего. Двое светлых перед ним – родовые знаки на лбу. Мужчина и парень, родня, измождены предшествующим боем, поранены. Но взмах клинков крест накрест и оба легли отдыхать навечно…

День – светло, и четверо мужчин на краю обрыва. Ущелье – камни, скалы.

Эрлан ударил клинком по ногам и мужчины падают в пропасть еще живые, и еще живут, глядя в небо, умирают медленно в мученьях. И все – светлые…

– Ты убивал, – так вот причина. Это испытания не для нее – для него. Она платит ему за тех, кого он убил. Мучается, как те, упавшие в ущелье.

– Да. Я убивал. Багов, – насторожился, не понимая, что опять пришло ей в голову.

– Нет – своих.

– Нет – предателей. Они перешли на сторону Эберхайма. Они стали изгоями, потому что помогали изгою. Я не нарушил закон.

– Какой? Чей? Ты убивал своих собратьев.

– Изгоев, Эя.

Она молчала, разглядывая его, словно видела впервые.

– Я рад этой войне не больше, чем ты, чем любой из нас.

Не то. В том Эрлане не было ничего кроме ненависти, а она слепа, как и любовь.

– За что ты ненавидел своих, тех, кого отправил на дно ущелья, умирать в мученьях?

Лой замер, сначала не сообразив о чем она, потом, не понимая откуда она могла знать.

Эхинох готов был зайти в комнату, услышав через приоткрытую дверь голос Лой. Но то, о чем говорили двое, заставило его подождать. Он замер у дверей, слушая чужой разговор и мысли были невеселые.

– Крест. Ты палил крест, как символ милосердия. Баги не те, кто провозгласил себя Богами, а те, кто не желал признавать богами вас.

– Эя, о чем ты?

– О безумии, которое накрыло вас обеих – тебя и твоего дядюшку. Дендрейту нужна была безграничная власть, и он убрал всех изначальных, кто хоть на грамм сильнее или мог ему помешать, сообразив, что к чему. А ты помогал, активно помогал.

Взгляд Эрлана был озабочен, но не больше:

– Это тебе Эберхайм наговорил? Эя, ему нельзя верить. Ты знаешь все, что произошло при его участии, с его подачи. Как же можешь верить? Как он мог запутать тебя?

– Не лги. Мне не лги и себе. Скажи, ты знал, что я его дочь?

Эрлан нахмурился и отвел взгляд, однако лгать не стал:

– Нет… Но мысли возникали. Там, на мосту. Смотрел он на тебя… Эя, мы не о том говорим, – навис над ней, оглаживая по лицу. – Ты должна отказаться от Эберхайма и мы снова будем вместе.

– Зачем? Чтобы тебе и твоему дядюшке было проще нами играть? Чтоб было проще использовать? Ваш конечный пункт – Морент. Или я ошибаюсь – есть и другие? Или Морент и Эберхайм?

– Ты все не о том.

– Ответь.

– Я не понимаю.

Девушка закрыла глаза – сил не было. Вот если б были и она смогла с ним поговорить, понять что же двигало им на самом деле.

– Ваши люди напали на стипп и убили Огника, Ло, Шоэ. Они не были багами. Но могли, что-то сообразить или нужны были лишь для антуража правдоподобности?

Эрлан нахмурился:

– Я начинаю понимать, что Эберхайм накормил тебя ложью по макушку. Не понимаю другого – как ты можешь ему верить, как можешь принимать за правду его слова, всего лишь слова!.. Постой, – прищурил глаз и стал каким-то жестким и холодным. – Это удобный для тебя повод избавиться от меня? Я так не мил? Чем же не устроил? У Эберхайма свои планы на тебя?

– Меж нами слишком много вранья, Эрлан.

– Я ничего не скрывал от тебя и не лгал.

– Но недоговаривал.

– Эя, я мужчина. Я не могу перекладывать на тебя свои заботы. Мой долг защищать тебя и беречь, а это значит, и избавлять от лишних волнений.

– Каждый имеет право на свои личные скелеты в шкафу, но твой переполнен и они уже вываливаются. А я о них даже не подозревала. Скажи, в ваши планы входит уничтожить нас всех или кого-то пощадить, чтобы использовать?

– Ты бредишь. На тебя свалилось слишком много. Думаю у тебя нервная горячка.

– У меня горячка от не понимая, кто ты! – девушка приподнялась от обуявшего ее гнева и отчаянья. – Я могу понять твое желание использовать свое право, чтобы получить меня. Я даже… наверное сама бы не устояла. Но если бы любила, а не хотела использовать, я бы не смогла, потому что все время бы думала – ты меня любишь или это я заставляю тебя любить.