Юлия Латынина - Проповедник

Директор открыл им секретный сейф. В сейфе были бутылки с виски и несколько книжек из числа непристойных. На нижней полке маялись две или три тощие папки. Там же стояли две дискетницы с десятком дискет.

Ласси и его люди взяли с собой дискеты, виски и папки и сняли со стены понравившееся им оружие. Директора они на всякий случай пристрелили.

На следующий день мы с Ласси сидели на веранде глиняного домика и пили виски из кабинета директора департамента. Виски было превосходное.

— А что же дискеты? — полюбопытствовал я.

— Испорчены, — сказал Ласси. — Мы попытались их прочесть, но там была защита, и мы все стерли.

— Хорошенькие у вас специалисты.

Ласси помолчал и сказал:

— Ты не мог бы попытаться восстановить то, что они стерли?

— А не стоило, — спросил я, — позвать меня с самого начала, до того, как ваши неспециалисты все стерли?

— Нет, — ответил Ласси, — не стоило. Это преданные полковнику люди, и они испортили дискеты по невежеству, а не от злого умысла. А представь себе, что ты начал бы работать и тоже все испортил — опять пошли бы ненужные разговоры.

— Ты понимаешь, — спросил я, — что донос о покушении на ван Роширена ничего не значит? Рай Адан мог и не предавать полковника. Он мог донести один-единственный раз на тебя и воспользоваться для этого кличкой уже известного ему предателя.

— Не очень-то это честный поступок, — сказал Ласси. — Такие дела полагается решать между собой, не прибегая к помощи полиции.

— Может быть, они хорошо сделали, что загубили дискеты, — сказал я. — Вдруг на дискетах окажется информация, которая оправдает Рая Адана.

— Ты посмотри на эти дискеты, — ответил Ласси, — а потом мы подумаем, что делать дальше.

К вечеру в глиняный домик, где я сидел у монитора, пришли полковник и Ласси. Я вышел на веранду, и мы сели вокруг плетеного столика. Я сел так, что мне были видны розовые верхушки гор и склоны измятые, как простыня. Над горами висели облака. Их верхняя кромка была цвета простокваши, а нижняя розовая от заходящего солнца.

— Вы плохо выглядите, — сказал полковник.

— У вас отвратительные мониторы. У меня болит голова.

Я вынул из кармана переписанную дискету.

— Вы ее восстановили?

— Да, — сказал я.

— Что это?

— Порнография. Компьютерная графика. Пауки, насилующие девушек, и прочее в том же роде.

Полковник едва заметно поднял брови. Ласси брезгливо пожал плечами.

— И это все?

— Полиция перехватывала и расшифровывала всю вашу корреспонденцию.

— Из-за предателей? — спросил полковник.

— Из-за шифров.

— Чем плохи наши шифры?

— Я их уже встречал.

— Где?

— В популярных журналах, в разделе «Разгадай на досуге».

Полковник глядел на меня пристально и не мигая. Окрашенные розовым облака отражались в его глазах, и глаза его тоже стали розовыми.

— Сначала я решил, что это радиоигра. Что полиция попалась на вашу уловку. У меня ограниченное воображение. Я не мог себе представить, что повстанцы переговариваются со своими базами только что не по телефону. Вы что-нибудь слыхали о цифровых системах связи и о ЕСМ? — спросил я.

Глаза полковника из розовых стали красными, а рука поползла к кобуре под мышкой.

— Три месяца назад, — сказал Ласси, — мы купили систему связи «Харлекс». Человека, который ее купил, звали Ричард Таш. Он учился на Земле и отказался от блестящей карьеры, чтобы служить нашему делу. Месяц назад он погиб в нелепой перестрелке. Это был блестящий специалист.

— Я знаю, — сказал я, — мне пришлось заканчивать за него работу в замке Бродячего Перевала. Я воспользовался одной из его идей для «Павиана».

— А теперь, — сказал Ласси, — у нас есть «Харлекс» и нет ни специалистов, ни документации, чтобы он заработал.

— Замолчи, — сказал полковник.

— А где документация? — спросил я.

— Сгорела вместе с Ричардом Ташем, — ответил Ласси.

— Я бы хотел посмотреть на то, что осталось…

Закупленное Ташем оборудование стояло в картонных коробках в домике с глиняными стенами и травяной крышей. Тот же ливень, который превратил в жидкую грязь три дня назад стены моей тюрьмы, размочил и стены склада. Глина стекла вниз, и ящики с миллионным оборудованием были намертво приклеены к полу. Углы их обвисли и оттопырились вверх. Можно подумать, у мятежников не умеют расстреливать. Если у них умеют расстреливать, почему бы им не расстрелять интенданта, который так хранит ящики с миллионным оборудованием?

Через три часа я сидел под травяным навесом среди развороченных коробок. Была уже ночь. Липкая лента, склеивавшая коробки, сверкала под луной, и они выглядели, как огромные квадратные зебры. Небо было черным, как сгоревший особняк. Кто-то выбил великану желтую челюсть и повесил ее над верхушками скал вместо луны.

Вдалеке под огромным дубом горел костер. Вокруг на корточках сидело десятка два мятежников — почти мальчишки, вчерашние крестьяне.

Сзади заскрипели ступеньки — это был полковник. Он подошел и сел на циновку рядом со мной.

Я ткнул в ящики, похожие на смирных полосатых зебр.

— Сколько вы заплатили за все это?

— Шесть миллионов.

— Похоже, — сказал я, — что правительство пристрелило своего собственного агента.

Полковник тяжело задышал.

— Что вы хотите сказать?

— Красная цена всему этому хламу, — объяснил я, — шестьдесят тысяч. Откуда Таш его взял? Ограбил музей технических заблуждений предков?

Полковник схватил меня за шиворот и сказал:

— Я тебя повешу на той же виселице, что и Адана! Ты говоришь о герое, павшем в борьбе за свободу!

Голос полковника изменился. Он стал визгливым и неестественным.

— Этот человек имел предложения от известнейших компаний. Он бросил все — деньги, покой, безопасность! Его беззаветная любовь к родине служит примером моим людям.

Я выслушал все это и еще немножко. Полковник наконец отпустил мой ворот, и я упал на циновку.

— Ага, — сказал я, — Ричард Таш беззаветно любил родину. Вместо того чтобы пробивать себе дорогу наверх на чужой планете и быть мальчишкой на побегушках, он стал вашей правой рукой, да? Непререкаемым техническим авторитетом? Зрячим в стране слепых, а по совместительству — предателем. За бывший в употреблении хлам, который он купил под видом последнего слова в системах связи, он положил себе в карман пять с половиной миллионов, да еще департамент полиции подкинул ему за такую операцию.

Полковник опять вцепился в меня.

— Оставьте в покое мою рубашку, — потребовал я. — Она у меня единственная.

Полковник выпустил мой воротничок и сел на ящик.

— Вы узнали это, — продолжал я, — и послали людей наказать предателя. И вы приписали это дело полиции, чтобы прекрасный пример самоотверженного служения родине не пропал втуне.