Владислав Жеребьёв - Проект «Сколково. Хронотуризм». Сталинский сокол

Тут кто-то с силой рванул ее за руку. Марина отлетела назад и приземлилась на колени к пожилому смирному стахановцу с бородкой, одетому в клетчатый костюм.

– Простите, – пробормотала Марина, – извините, я сейчас…

И попыталась подняться на ноги. Вцепилась в край стола, скатерть поползла ей навстречу и на пол свалилась ваза с цветами.

– Ничего, ничего, сидите дальше, деточка, – проворковал старенький ударник, обнимая Марину за талию, – мне не тяжело.

Музыка грохнула с новой силой, а дедок разжал свои не по годам сильные объятия и воскликнул:

– Так его, так, так! И этому теперь врежь! И еще разок! Ай молодца!

– Ты чего тут расселась! – услышала она знакомый голос, открыла глаза и едва не разревелась. Алексей обнял ее, прижал к себе и заставил поднять голову.

– Ты чего ревешь? Тебе больно? Что… – Он не успел договорить. Марина увидела, как из-за перевернутого стола выбирается непонятно как оказавшийся там человек в белой разорванной на груди рубашке и ему протягивает руку второй, белобрысый и кучерявый, с разбитой нижней губой. Из-за соседнего столика выбирались еще трое ударников, один из них обернулся и зычным голосом пригласил остальных присоединиться к ним. Марина поймала на себе взгляд прищуренных глаз взбешенного стахановца в белом костюме и отвернулась.

– Там, – пробормотала она, – они там…

Алексей обернулся, оценил обстановку и крикнул Марине:

– Иди за стол, жди меня там, поняла? Быстро! – И, не дождавшись ответа, повернулся навстречу врагам.

Марина кинулась к фонтану, обогнула его, подлетела к столу, затормозила в последний момент и крикнула, глядя на галантно привставшего при ее появлении Сорокового:

– Скорее! Он… они… – Слова и мысли смешались в кашу, опережали друг друга, и на выходе получалось нечто бессвязное.

– Кто – он? Куда – они? – Сталевар выбрался из-за стола, приставил козырьком ко лбу ладонь и посмотрел вдаль над головой нимфы. – Ага, понятно.

Потом выругался шепотом и стащил с себя пиджак.

– Товарищи! – Сороковой повернулся к коллегам за соседними столиками. – Товарищи! Шахтеры наших бьют! За мной!

Марина едва успела убраться с его пути, следом пронесся Зезюлин, на ходу засучивая рукава косоворотки. Сатыбаев прокричал явно что-то грозное на своем языке, возможно, боевой клич кочевников, опрокинул в рот рюмку водки и рванул следом. Марина кинулась к колонне, спряталась за нее, чтобы не оказаться на пути толпы.

И тут по залу пронесся, как ураган по степи, эхом отразившись от стен и колонн и взлетев под потолочную люстру, чей-то пронзительный крик:

– Товарищи, многостаночников бьют!!!

Стулья и посуда полетели на пол, топот и крики заглушили музыку, вместо нее Марина услышала грохот, а еще визг оказавшихся в гуще драки стахановок.

Она осторожно выглянула из-за укрытия, и успела заметить, как группа товарищей в светлых костюмах очень быстро и постоянно оглядываясь бежит к дверям на кухню. Среди спортивного вида молодых людей Марина разглядела наркома во френче, второго, Микояна, вели под руки сразу два охранника, еще двое рысили следом, прикрывая отход. Группа скрылась в кухне, дверь за ними захлопнулась, а Марина схватила свою сумку, подобрала подол платья и кинулась обратно, к сцене.

Но далеко убежать не успела, ее схватили за край накидки и дернули с такой силой, что Марина еле удержалась на ногах. Тонкая ткань затрещала и поползла по шву.

Марина обернулась и увидела перед собой бледную от злости Груню. Ударница Пичугина по примеру Зезюлина неторопливо засучила рукава блузки и даже поплевала на ладони. Марина попятилась, врезалась спиной в колонну, схватила сумку обеими руками и выставила ее перед собой, как щит.

А рядом набирало силу побоище. Под соседним столом катались, сцепившись, как нанайские мальчики, два стахановца, один из которых был форме, а другой – с оторванным воротником рубашки. Кто-то кого-то лупил подносом. Запущенный натруженной пролетарской рукой пролетел торт – наверняка, на встречу с заранее выбранной целью.

– Иди сюда, курва крашеная, – предложила Груня, обходя стол, – лучше сама иди, – и отшвырнула попавшийся на пути стул.

– Да, крашеная, да! А тебе что – завидно? Зато у тебя патефон есть, а у меня нет, – Марина обежала стол и остановилась спиной к фонтану. Краем глаза она успела заметить товарища Сорокового, широко, по-богатырски, размахивающегося, и вскочившую на стол ударницу в пиджаке с острыми плечиками, которая с яростью волчицы вцепилась кому-то в волосы.

– Груня, что с тобой?! – Марина еще не теряла надежды разрешить все недоразумения мирно, но у Пичугиной было свое мнение на этот счет.

– Туфли она в комиссионке покупает, – многостаночница кралась вдоль стола, загоняя Марину в ловушку между колонной и перевернутым соседним столиком. – Песни поет, корреспондент…

Взгляд у Пичугиной был нехороший, пустой и тяжелый, как у того мерзавца в белом. Марина смотрела на стол в поисках подходящего оружия и одновременно наблюдала за Груней. Беретку ударница где-то потеряла, и теперь короткие жесткие волосы клоками шевелились у нее на голове.

Марина огляделась по сторонам в поисках спасительного выхода. Выхода не было. Зато всего остального хватало. Вот какого-то производственника, с ног до головы измазанного в салатах и подливах, с торчащим из-за уха пучком петрушки, бросили в фонтан. Вот о крепкую шахтерскую макушку с размаху раскололи арбуз, и от сочной кроваво-красной мякоти голова стахановца вмиг сделалась похожей на голову демона преисподней. Вот две стахановки, что недавно рядом дружно отплясывали твист, теперь таскали друг друга за волосы.

– Груня, товарищ Пичугина! Прекратите немедленно! – последняя попытка воззвать к рассудку многостаночницы провалилась. Пичугина кинулась на стол, попыталась перевернуть его, и Марина шарахнулась назад от полетевшей на пол посуды и приборов. „Два – ноль“, – Марина бросилась к вернувшемуся на место столу и сумочкой огрела Груню по голове. Та замахала руками, пытаясь вырвать у Марины ее оружие, оступилась и грохнулась на пол. „Все?“ – Марина перегнулась через стол, и еле успела отшатнуться. Пичугина резво, практически по-джекичановски, вскочила на ноги, выхватила из вазы букет и швырнула его в Марину. Та успела перехватить его на лету, прижала к залитой вином пелерине и прокричала, отбежав к фонтану:

– Тебе тоже понравилось, как я пела? Вернее, как мы пели? Дуэтом? Спасибо! – она издевательски поклонилась и швырнула букет обратно. Такого удара Груня не выдержала, разрыдалась и стала еще опаснее. „Мамочки, что же мне делать?“ – Марина снова бежала вокруг стола от разъяренной многостаночницы. Последняя выкрикивала что-то – отрывисто и несвязно, лишь по отдельным обрывкам слов Марина смогла разобрать, чего именно желает ей, „буржуйке проклятой“ и почему-то „кулацкой подстилке“, Пичугина. Под ногами хрустнули стебли растоптанных цветов – карусель заходила на второй круг.