Владислав Жеребьёв - Проект «Сколково. Хронотуризм». Сталинский сокол

„Надо же, не узнала. Он не очень-то похож на свои фотографии, зато здорово напоминает сам себя на обложке,Time“ тридцать пятого года. Кто бы мог подумать…» – уточнить что-либо Марина не успела.

– Это и есть ваш кавалер? Летчик?

Марина кивнула в ответ.

– Голубушка, ну что же вы молчали! – Утесов выскочил из-за рояля, следом ринулись музыканты. Трубы, саксофоны, скрипки и гитары они сжимали в руках, как изготовленное к бою стрелковое.

– Я думаю, что он там! – смычок скрипки указал в сторону окна, карниза над которым уже не было.

– За мной! – крикнул Утесов и первым ринулся со сцены. – На прорыв! Не отставать! Учтите, товарищи, это не симфонический оркестр, поэтому придется играть чисто!

Марину подхватили под руки с двух сторон и, как под конвоем повели, через разгромленный зал. Под ногами хрустели осколки, навстречу попадалось все больше раненых, в одном из них Марина узнала Зезюлина. Канавщик вытирал оторванным рукавом косоворотки разбитое лицо и сплевывал на покрытый пятнами ковер. Марина рванулась к нему, но тут рядом с грохотом разбился сорванный со стены светильник, и ее потащили в другую сторону. Марина схватила с ближайшего стола яблоко, запустила им в чью-то спину и попала… в рыжий затылок. Стахановец обернулся, но никого не увидел – Марина была уже далеко.

Петляя и пригибаясь под обстрелом, ее тащили вдоль стены дальше, к столикам, где еще недавно пили водку товарищи наркомы.

– Вон он! – заорала Марина во весь голос. – Вон он, скорее! – и уже сама поволокла провожатых за собой. На мгновение все остановились от жуткого звона и грохота, Марине сначала показалось, что с потолка упала роскошная хрустальная люстра, но это всего-навсего кто-то разбил стулом окно. Или не стулом, Марина этот момент пропустила, она смотрела только на Алексея. Их со сталеваром зажали в угол сразу трое расхристанных стахановцев с разбитыми физиономиями. Один, правда, тут же оказался на столе и свалился вместе с ним на пол, но на смену поверженному бойцу пришли двое других. Численный перевес нарастал, производственники сдавали одну позицию за другой, их разрозненные группы бились с противником уже из последних сил. Марина рванулась бежать к окну, но ее снова держали, да еще и попытались оттеснить назад, в темный, но безопасный угол зала.

– Спокойно, барышня, – остановил ее Утесов, – не торопитесь. – И, обернувшись к оркестру, прокричал:

– Товарищи артисты! Здесь и сейчас вступает в силу момент вашей одаренности! Вперед! – и первым вломился в гущу драки.

Марина пропустила ринувшийся на противника с боевым кличем оркестр и бросилась следом за бежавшим последним тучным трубачом. Свой инструмент он не бросил и немедленно пустил его в дело, как остальные, оказавшиеся такими же запасливыми. Гитара, банджо и скрипка мелькали и разили, как мечи. Те, кто не догадался прихватить с собой подручные средства, прекрасно обходились кулаками или били врага его же оружием – ножками столов и стульев. Засадный полк подошел вовремя, уже готовившиеся провозгласить победу шахтеры удара в спину не ждали и перегруппироваться не успели. Марина металась за спинами дерущихся, на нее никто не обращал внимания. Зато длинную трель милицейского свистка услышали все. Побоище на мгновение прекратилось, чтобы тут же вспыхнуть с новой силой: производственники, почуяв запах близкой победы, рвались добить врага в его логове.

Марина проталкивалась через толпу, врезала кому-то локтем по ребрам и от души два или три раза наступила острым каблуком на ногу попавшемуся на пути оборванному кучерявому дружку основоположника. Сам предводитель куда-то подевался, то ли выбыл из драки на начальной стадии, то ли дезертировал с поля боя. Марину толкнули в плечо, она вскрикнула и вылетела из толпы под чудом уцелевший фикус, едва не выронив при этом сумку. Дерево покачнулось, но устояло, а Марину снова схватили под руки.

– Вот, доставили вам гражданочку в лучшем виде. Получите и распишитесь, – выдохнул Утесов и попытался пристроить на место оторванный рукав пиджака.

– Ты почему… зачем… Я что тебе сказал? – крикнул Марине Алексей, поправил выбившуюся из-под ремня гимнастерку, вскочил на подоконник и потащил Марину за собой. За полуоборванной шторой сейчас было самое безопасное место в зале, тяжелая плотная ткань скрывала их от сцепившихся не на жизнь, а на смерть ударников обоих сортов и от милиционеров. Из окна тянуло холодком, под подошвами туфель хрустело битое стекло. Марина выглянула из окна и сразу спряталась: к входу в ресторан подкатила еще одна «эмка», из нее на ходу выскочили пять или шесть человек в форме и бросились к дверям.

– Я бы на вашем месте не стал их дожидаться, – подмигнул Алексею артист. – Зачем вам ночь в отделении? – вкрадчиво прошептал он на ухо Марине. Она улыбнулась и выглянула из-за шторы.

Стахановцев нещадно вязали подоспевшие стражи порядка и выводили из зала. Кто-то передвигался самостоятельно, кого-то тащили под руки. Марина в последний раз взглянула на колонну, столика рядом с ней она не увидела, зато в глаза сразу бросилась нимфа, вернее ее кувшин. Фея держала его твердой рукой и лила воду себе на спину, минуя голову – ее не было.

– Пошли отсюда, – Алексей вышиб ногой остатки деревянного переплета рамы, спрыгнул с подоконника на тротуар и протянул Марине обе руки, – иди сюда, не бойся!

– Мариночка, я ваш навеки! – раскланивался Утесов, прижимал ладони к сердцу. Марина улыбалась ему, обещала писать, звонить, а также посетить все выступления его оркестра в этом и следующем году.

– Быстрее! – крикнул снизу из темноты Алексей. – Прыгай!

– Ах, не ревнуйте, товарищ военный! – страдальчески выкрикнул Утесов и поплотнее прикрыл штору у себя за спиной. – Я сам ревную!

Марина пометалась по краю подоконника и, наконец, решилась: присела на корточки, выставила руки вперед и ухнула вниз, в темноту. Алексей подхватил ее еще в полете. Марина обняла его за плечи, прижалась щекой к его виску и едва не разревелась.

– Что с тобой? – Алексей поставил Марину на асфальт и пристально посмотрел ей в лицо. – Ты не ушиблась?

– Нет, нет, все в порядке, – ей даже удалось улыбнуться, – не переживай за меня. Пошли отсюда. Куда-нибудь.

Над головой зашуршало, раздался чей-то вскрик, потом Марина услышала, как кто-то взял пару аккордов на рояле, но звуки тут же оборвались. Она взглянула вверх, но на подоконнике уже никого не было, штора тоже пропала, а в окно выглядывал милиционер. Он осмотрелся по сторонам, поправил фуражку и исчез, ярко освещенный проем был пуст.

– Пошли, только скорее, – Алексей подхватил ее под руку и потащил за собой. В спину им ударил яркий свет фар, Марина обернулась на бегу: к подъезду ресторана подкатили сразу две «эмки», машины одновременно остановились, и Марина услышала, как захлопали дверцы. «Даже если вас и заберут, вам нужно лишь продержаться до полудня завтрашнего дня», – пришли ей на память слова сколковского консультанта. До полудня завтрашнего дня… Знать бы еще, сколько до него осталось… Хмель из головы еще не выветрился, огни уличных фонарей расплывались перед глазами и покачивались из стороны в сторону. Марина вдохнула свежий теплый воздух и побежала за Алексеем. Он шел очень быстро и постоянно оглядывался на шум и крики за спиной. Справа на фоне освещенного фасада показались колонны Большого театра, слева – огромный темный камень на месте будущего памятника основоположнику марксизма. Но все это скоро осталось позади, они миновали поворот на Большую Дмитровку и Алексей сбавил шаг.