Сергей Гатаулин - Вирусапиенс

«Точно корова! Вот только почему у нее на спине два больших горба? Может, они верблюда с коровой скрестили?» – подумал он и рассмеялся.

Лёха сжался, но не убежал. Испуганно посматривая на сотрясающегося учителя, скривился и, выпятив и без того выдающуюся челюсть, громко загукал. Анатолий схватился за живот.

Насмеявшись вдоволь, коллеги по цеху приступили к обсуждению «вечного и нетленного» – а именно искусства.

Найдя на полу холодный уголёк, рядом с древним горбатым животным Анатолий нарисовал свой вариант бурёнки. Раскрывая секреты творчества, он жестами объяснял мальчишке, как рисовать черным на белой известковой стене. Изображая привычную для него корову, он по старой детской привычке напевал незамысловатые мелодии.

Лёха довольно ухал, наблюдая за творческим процессом старшего товарища и, казалось, понимал, что тот от него хочет.

Закончив выводить контур животного, Анатолий отошёл от стены и, взглянув на свои художества со стороны, недовольно кашлянул.

– Кхмм!

Скривившись, он повернулся к абсолютно счастливому мальцу. Тот махнул рукой и неожиданно подмигнул – точнее, хлопнул обоими глазами.

Анатолий зачерпнул из углубления в стене желтую глину, понюхав, сморщился и осторожными мазками закрасил черно-белое парнокопытное. Вновь отошёл в сторонку и громко, но уже одобрительно, хмыкнул: получилось очень даже неплохо. Покопавшись в карманах, он разыскал маленький фломастер, и тут же подсинил глаза нарисованного животного.

Кривоногий жилистый зритель, вытянув короткую шею, приблизился к пасущейся на стене корове. Расширил ноздри и резко втянул воздух. В глазах паренька промелькнула искра удивления и тут же взорвалась брызгами восторга.

– Гымм! – воскликнул он, пытаясь воспроизвести глубокомысленное «кхмм» Анатолия.

Зачарованный взгляд уперся в тоненький пластмассовый стерженёк, грязная рука потянулась к фломастеру. Лёха закатывая глаза, едва слышно заскулил.

– Велика сила искусства, – улыбнулся Анатолий, принюхиваясь. В мире, не загаженном выхлопными газами, любой запах ощущался сильнее, а запах одеколона, которым разил фломастер, наверняка остановил бы мамонта, встреться последний на его пути. – На, малыш! – протянул он благоухающий стерженек.

Фломастер тут же исчез, скользнув в горячую детскую ладошку. Пальцы судорожно сжались. Превратившись в маленького испуганного краба, рука с добычей кинулась наутек и быстро спряталась за спиной сияющего от счастья человечка.

Увлеченный беседой, Анатолий не заметил, как в пещеру ворвался возбужденный Зур. Выскакивая из темноты, вождь всеми силами пытался привлечь к себе внимание соплеменников. Громко гыкая, он яростно размахивал руками. То и дело прикладывая лохматую руку к виску, он что-то хотел сказать Анатолию. Призывная речь, сдобренная громким недовольным рычанием, взбудоражила всё племя. Пещера зашумела десятками «голосов». Из темных углов с громким рычанием выползли недовольные воины, подзадоривая себя забегали от стены к стене.

Только на Анатолия бессловесная тирада не произвела никакого впечатления. Он был единственным, кто не разобрал ни слова из шумной пантомимы. И лишь в тот момент, когда исчезавший на минутку Лёха появился в окружении мальчишек, вооруженных закругленными каменными пластинами, он понял истинную причину поднявшегося переполоха. Он чувствовал – приближается прыжок. Стараясь отвлечься, выскочил из пещеры и вгляделся в далекую линию горизонта.

– Враг у ворот. Труба зовёт! – прошептал он, доставая из-за пояса большой костяной снаряд. Острым осколком камня нацарапал на ровной поверхности «ЛЁХЕ». Протягивая бумеранг угрюмому парнишке, улыбнулся. – Держи. Именной!

Продукт бессонных ночей – костяная пластина с заостренными, отшлифованными краями удобно легла в грязную ладонь.

– Вот и все! Всему, что я знал в военном деле, я вас научил. Больше ничем не смогу помочь. Да и не должен. – Тело напряглось, как натянутая струна. – Жаль только, что не увижу, как вы надерете задницу родичам Рыжего Ana.

Переполненный энергией, как разогретая бутылка шампанского перед взрывом, он больше не мог сдерживать силу, затягивающую его в появившуюся под ногами расплывчатую, светящуюся линзу. Кипящий океан, готовый зашвырнуть его неизвестно куда, бушевал внутри каждой клетки. Тело вибрировало, кожа светилась, с рук стекали жидкие искры. Пора!

Лёха, словно догадываясь, что должно произойти, испуганно расширил глаза, захныкал.

– Не реви, пацан. Сегодня ты станешь воином, – в последний момент, когда огненная линза поглотила его колени, Анатолий посмотрел на горизонт, где медленно двигались малюсенькие, как фигурки в тире, человечки.

Микроскопические солдатики, быстро приближаясь, превратились сначала в карликовых обезьянок с палками в руках. А затем в гигантских озлобленных неандертальцев, с тяжелыми дубинами на могучих плечах.

– Подъём! – резкий крик, способный поднять на ноги роту солдат, стегнул по ушам, напугал просыпающийся мозг.

– Ты чего? – выдавил профессор, возмущенно хлопая ресницами.

– В лабораторию пора, – оправдался Илья. – Вы же сами яйцеголовым говорили, что подойдете к десяти!

Профессор, поднеся руку к глазам, непонимающе уставился на пустое запястье. Повернулся к часам, прикрывающим грязное пятно на обоях, и удивленно протянул:

– Я что? Восемнадцать часов проспал?

– Восемнадцать с половиной, – поправил поигрывающий мышцами Ванькин.

Напряженные квадраты, неожиданно сдуваясь, превращали его живот в подобие бабушкиной стиральной доски. Длинные расслабленные плети, сбиваясь в кучу, вздымались в самых неожиданных местах большими угловатыми холмами, способными повергнуть в шок неподготовленного зрителя.

Профессор невольно засмотрелся на телесные метаморфозы разминающегося атлета.

– Полчаса на сборы, – выдохнул он, выпрыгивая из тёплой постели. Как пробуждающийся от зимней спячки зверь, потянулся, голодным взглядом осмотрел комнату и неожиданно выстрелил сжатым кулаком в живот здоровяка. Рука остановилась в нескольких сантиметрах от мгновенно вспухшей брусчатки пресса.

– Железобетон! – произнёс Илья с гордостью. Он не заметил озадаченного взгляда профессора. Ему показалось, что тот просто зафиксировал кулак в нескольких сантиметрах от его тела.

Медведев же не мог понять, что за сила мешает его руке двигаться дальше. Воздух, сгущаясь, закаменел, превратился в непреодолимую преграду на пути угрожающего «снаряда», который остановился совсем не по воле хозяина, как подумал Ванькин. Он просто уперся в упругую воздушную подушку.