Сергей Гатаулин - Вирусапиенс

– Где его видели? – Илья сумел наконец-то оторвать задницу от пола и, отдуваясь, упал на скамью.

– Кого, мил человек?

– Свистуна этого, – проскрипел атлет, смахивая со лба крупные капли пота, – с молниями из глаз.

– Да недалече тут, в дубовой роще, на опушке – пробормотал удивленный дядька Иван, – Мимо колодца до кривого дерева дойти, а там уж и рукой подать.

Илья, охая и отдуваясь, поднялся. С трудом шагнув к двери, пошатнулся, но удержался на ногах, шагнул еще.

– Куда ж без одёжи-то? – всплеснула руками сердобольная хозяйка.

Илья подхватил со скамьи знакомый плащ и, набросив на плечи, вывалился из душной избы. Шаг за шагом засеменил к колодцу. Шел долго. Умаявшись, посидел в тенечке, упираясь в дубовый оголовок, попил ледяной водички из бадейки. Когда приблизился к опушке, начинало темнеть. Оглядываясь, заметил чуть поодаль несколько мужиков. Сын Ивана Тимофеича, Колюня, кивнул, замечая внимательный взгляд, улыбнулся, помахал рукой.

– Ежели чего, подсобим! – крикнул крепыш чересчур бодро, и Илья понял, парень боится и, как может, подбадривает себя.

Махнув в ответ, он почувствовал, дуновение ветерка. Воздух неожиданно загустел, по деревьям прокатилась горячая волна, склонившая тяжелые ветви. Мелькнувшая тень пробежала по нижним веткам, замерла у большого дупла и скользнула внутрь. Из темноты показалась маленькая белобрысая голова с большими припухшими губами. Заинтересованно взлетела бровь, хищный взгляд коснулся атлета.

«Чёрт! Мальчишка! Зря упирался, ковылял через лес, – застонал Илья. – Наврал Колюня. И про молнии, и про свист, с ног сбивающий».

Маленький человечек меж тем выполз на свет, почесал макушку, нахмурился.

– Бойся, Иля! – завопили сзади, и в мальчугана полетели тяжелые булыжники.

В уши ударил ужасный, сводящий с ума визг. За спиной захрипели мужики, Колюня, зажимая уши, сломался пополам. «Не врал, значит, парень!» – улыбнулся Илья, чувствуя сопротивление воздуха, склонил голову и шагнул вперед. Вскидывая кулаки, ощутил адскую боль – в грудь впилась зеленая ветвь светящегося разряда. Мир дрогнул, подталкивая дремавшего внутри зверя, взорвалось сердце, заколотилось, насыщая кислородом сжимающиеся мышцы.

Завизжал свистун, скрываясь в ветвях могучего дуба, рыкнул Илья, обводя поляну темным взглядом. Багровая пелена заволокла глаза. Живая пружина выстрелила…

…Придя в себя, Илья оглядел перепаханную просеку, сжав кулаки, почувствовал гудение в голове. «Так-то лучше!» – подумал он.

– Смотрю я на Илью, а он ногами в землю врос, до самых до колен. Схватил здоровенного разбойника за шиворот и давай колотить по громадной голове, – заметив, что Ванькин шевельнулся, Колюня смущенно замолчал. Похоже, он, как и другие мужики, всю схватку не смел поднять головы, но сейчас в мельчайших подробностях живописал состоявшийся поединок. Вытаращив глаза, испуганные мужики молча внимали каждому слову храброго рассказчика. – А что после было?

– А после этого вы очнулись! – закончил Медведев, в очередной раз мысленно возвращаясь к побегу из патологоанатомической лаборатории. Подойдя к окну, выглянул на улицу, задёрнул занавески. Погружаясь в вечерний полумрак, кухня вздрогнула, просыпаясь, когда он включил свет.

– Профессор, а вы уверены, что это был Вирусапиенс? – поинтересовался сидящий за столом Бейрут.

Рубаху задралась. Хакер склонил голову к тощему животу, посередине которого топорщился громадный воспаленный шрам, исчезающий в штанах. Бейрут спокойно осмотрел набухшую багровую полосу.

– Он зовёт себя Виремельяном – видимо, подразумевая в этом названии «виртуальный Емельян», – пояснил профессор.

– А может, «Вирус-Емельян»? – поднимая глаза, предположил Бейрут.

Медведев подошел к плите, неопределенно пожимая плечами, налил кипятку. Подхватил горячую кружку и присел к столу.

Хакер резко дернулся, как если бы неожиданно вспомнил о чем-то очень важном. Поворачиваясь к розовощекому аналитику, не покидавшему профессора с момента его бегства из «разделочного хозяйства» Грищенко, он спросил.

– Семён, скажи честно: вы сами придумали интерфейс для связи человека с компьютером? Или… – замолчал он, так и не закончив мысли.

– Или! – повторил аналитик, смущаясь и от этого розовея больше прежнего. – Идею притащил Алик Ванидзе. Сказал, что схема ему во сне приснилась. Приснилась так приснилась, нам-то какая разница?

– Кхы! Кхы! – закашлялся профессор, едва не подавившись очередным глотком горячего чая.

– Я так и думал! – воскликнул Бейрут, хлёстко ударяя тыльной стороной ладони по растопыренной пятерне.

– Опять идея, витающая в воздухе? – робко спросил Жора. Бейрут кивнул, собрав кожу вокруг носа в смешную гармошку, недовольно пробурчал:

– Кто-то разбрасывает информацию направо и налево. Профессор, прокашлявшись, устремил на хакера заинтересованный взгляд.

– На кой чёрт ему официальная бумага? Он что, не знает человеческой верности данному слову? – Бейрут вскинул руки. – И как озаглавить сей документ: пакт о ненападении, заключенный между программным Вирусом и объединённым человечеством?

– Ха! – Жора качнулся вперед, захрипел и, скривившись от боли, сломался пополам.

Бейрут рассеянно глянул на приятеля, жалко улыбнулся, но предпочёл остаться в стороне. Подпирая стену плечом, он сидел и смотрел – то на корчившегося от боли Жору, то на свой живот.

Профессор устало покачал головой. После того, что он увидел в лаборатории патологоанатома, его мозг перестал реагировать на самые фантастические изменения, происходящие с молодыми людьми.

Жора быстро приходил в себя, а жуткий шрам Бейрута еще быстрее затягивался розовой кожицей.

– Должок за нами? Значит, Вирус думает, что мы будем на его стороне? – наконец произнес Жора.

– Мы и без всяких одолжений поддержали бы его, – заявил Бейрут убежденно. – Нет у нас другого выхода! Не справиться нам с ним. Я так понял, что он нас всех может хоть сейчас отключить.

Профессор кивнул:

– Только своим братикам и сестрёнкам инструкцию, как проще воспользоваться человеческим телом, передаст.

– Передать он, конечно, может, – согласился Бейрут. – Но где гарантия, что вся эта развивающаяся публика не отдаст концы вместе с носителями, еще до того, как станет разумной?

Жора, сжимая тяжелую серебряную ложку, неожиданно вскрикнул, роняя «фамильное профессорское серебро» и, прижимая руки к лицу, учащенно задышал.

Многократный удар о пол – словно ложка была не одна – удивил профессора, но мысль эта тут же вылетела из головы, едва он взглянул на лицо Жоры.