Коллектив авторов - Классициум (сборник)

Но сердцу не становилось теплее. В сердце застряла сосулька, с каждым часом становившаяся чуть больше. Иногда в студёную зиму бывает, что ты берешься ладонью за ледяной штырь, свисающий с крыши, отламываешь нижнюю часть и вертишь ее в ладони, ожидая увидеть, как польются с ее боков холодные слёзы. А она – не тает. Не тает, и не тает. Мороз кругом, и сосулька не желает поддаваться живому теплу человеческой руки… Именно это происходило сейчас у нее в груди. Вот только нетающую сосульку сжимали не пальцы, а сердечная мышца.

Он помотал головой.

– Так ничего не получится.

– Что не получится? – удивилась она.

– Да ровным счетом ничего хорошего. Надо как-то не так.

Она усмехнулась:

– Папа решил полечить меня умными знакомыми?

– Согласись, глупыми знакомыми точно никого не вылечишь…

– А что, кто-нибудь уже ставил подобный опыт?

– Недавно как раз читал монографию Допплера – Мабинского «Терапия знакомыми глупцами в позднеассирийской медицине». Специалисты говорят: у них там, в Ассирии, все попытки окончились полным провалом. Считаешь, надо поставить новую серию экспериментов?

На несколько мгновений она ему даже поверила.

Искорка веселья.

Маленькая.

Вспыхнула и пропала. Даже не добралась до губ, о глазах и речи быть не может.

– Считаю, надо плюнуть на медицину и жить, сколько отмерено.

Он опечалился.

– Всё настолько серьезно?

Ольга хотела уйти. Разговор дошел до тех мест, куда ей не хотелось пускать никого. Но не ушла: встать с кресла – это очень хлопотная затея. Не сейчас. Она хотела сказать, что кое-кому стоит интересоваться собственными болячками и не соваться к чужим. Но не сказала: выходила какая-то театральная реплика. Она хотела пошутить. Но хорошая шутка не пришла в голову, а плохой она стыдилась.

Она просто закрыла глаза.

Очень устала.

Очень.

На этот раз сердечная стужа мучила ее дольше и сильнее обычного.

Он опять помотал головой:

– Ну да, так ничего не получится.

«О, каков энтузиаст. Пошел на второй цикл».

– А давай-ка… Может… это тебе понравится.

«Ты очень уютно жужжишь. Можно, я при тебе посплю с открытыми глазами?»

Отцов знакомец притушил свет. Сел напротив нее за стол. Взял за руку. Выдирать руку из его пальцев это ведь тоже – такая морока… Она всего лишь сообщила:

– Всё остальное у меня столь же ледяное, как и пальцы.

Воздыхатели, прежде пытавшиеся за ней ухаживать, после этих слов рассыпались в мелкую крошку. Все до единого. Проверенное средство.

«Сейчас забормочет, мол, не такие уж и ледяные… но как раз с минуту назад он вспомнил… срочное дело… или что еще у них бывает срочного в таких случаях? Встреча? Звонок?»

Собеседник молчал. Руку отпускать не торопился.

Ольга взглянула ему в лицо и вяло удивилась: ее визави сидел, закрыв глаза, и, кажется, нечто припоминал, морща лоб. То ли… Ей представилась странная картина – если можно превратить ум в сачок, то сидящий перед ней человек явно проделал именно это и теперь пытался поймать призрачным сачком призрачную бабочку у себя над головой.

«А сам-то ты ученый магистр, не захворал ли, часом?»

Наконец он заговорил:

– Жила-была маленькая девочка…

Она вздрогнула. Эти слова будто пароль, некогда значивший очень много, ни разу не использованный и почти забытый, открыли дверь в ее душу. Произнесены они были иным тоном – не тем, каким велась их беседа. До сих пор Ольга и представить себе не могла, что голос бывает – словно теплый ветер.

…Жила-была маленькая девочка, родившаяся на острове, в семье гончаров и не видевшая в своей жизни ничего, кроме глины, печи для обжига и лодки, уставленной кувшинами. Раз в неделю лодка отправлялась на большую землю, в богатый город. Если там удавалось что-нибудь продать, в тарелках появлялось по маленькому кусочку мяса. Когда годы стали превращать девочку в девушку, она, повинуясь необъяснимому влечению, расписала один кувшин…

Ольга следовала за его голосом, тонула в его голосе, дышала его голосом. Лепила горшки, расписывала, торговала ими, дважды собиралась выйти замуж, и дважды с ее мужьями случались странные неприятности, а вот третьего, настоящего, любимого, спасла от смерти и была с ним счастлива.

– …и была с ним счастлива, хотя многие и не верили, что даже такой невезучей женщине, как она, от Бога положено счастье. Вот и вся история о девочке из семьи гончаров, – завершил рассказ ее собеседник.

Она молчала.

– Понравилась тебе моя история?

Она молчала.

– Неужто не понравилась?

Она молчала.

– Жаль, я очень старался…

Ну как ему объяснить! Как ему, не знающему, до чего холодно бывает от ледяного гвоздя в сердце, объяснить всё счастье той секунды, когда ты чувствуешь: лед выдернули из груди… И с каким содроганием ждешь: нет, так легко не отделаться, сейчас крупинка зимы опять шевельнется там, внутри, опять начнет расти, опять станет трудно дышать, опять исчезнут все желания, кроме одного: спать.

Не шевелится, зараза.

Не шевелится, дрянь.

Как хорошо! Спасибо, Господи. Стало теплее.

Не думая, что делает, не сомневаясь и не колеблясь, она потянула его руку к себе и прижала к щеке. Потерлась. Нет, не как кошка. И не как женщина. Просто на всю ее жизнь окрест она не помнила ничего, способного источать столько тепла, сколько давали эти пальцы.

– Знаешь, мне показалось, что ты как-то озябла. Захотелось побыть для тебя угольком в камине.

Чертовски точно. Наверное, следует уставиться на него безумным взглядом. И спросить… ну-у… например, вот так спросить: «Откуда ты это знаешь?!» Жаль, ее никогда не прельщала профессиональная деятельность актрисы.

– Я согрелась, сказочник. Мне очень хорошо. Я хочу, чтобы ты пришел еще раз.

– Хорошо.

– А а а… во о о о от… ну-у у у…

– Еще одну сказку?

– Если оставить вежливость и приличия в стороне, то да.

– Хорошо.

Его не было очень долго.

Его не было нестерпимо долго.

Отец говорил: опять Сережа застрял на Марсе. Дальше следовал ряд непонятных слов – бункер «Берроуз», первая федерация вольных прайдов, эпоха Дуд, подземный город «Пыльное пятно» в долине Маринера, таможенные книги клана Уггал-Горт…

В финале прозвучало более понятное словосочетание: «Сенсационный доклад на межпланетной конференции».

Разумеется, Ольга спросила.

Отец ответил, несколько смутившись: «Дело даже не в том, что я отошел от полевой археографии пять лет назад… В конце концов, помню же еще базовые вещи! Но… Антонова понимают всего трое или четверо специалистов во всем мире. Видишь ли, всего трое или четверо. Остальные в лучшем случае понимают, что он чрезвычайно хорош в своем деле, но следовать за его логикой не способны… В самом общем смысле, он говорил про некую экономическую революцию на древнем Марсе: не разбери-пойми какие прайды клана Уггал-Горт научили Марс обходиться без поставок не разбери-пойми каких-то еще ринхитов. Господи, прости и помилуй! Тебе-то зачем?»