Журнал «Если» - «Если», 1998 № 09

Почти одновременно с «Перекрестками» в конце 1993 года в Ставрополе вышел роман Николая Перумова «Нисхождение Тьмы или 300 лет спустя» с подзаголовком «Вольное продолжение „Властелина Колец“. Собственно говоря, идея уже носилась в воздухе — Толкин у нас имел бешеную популярность, и продолжение не могло не вызвать ажиотажа, хотя бы и скандального. Это хорошо понимал и санкт-петербургский «Северо-Запад», буквально три месяца спустя переиздавший роман под названием «Кольцо Тьмы» — уже с добавлением второго тома и в оформлении своей знаменитой тогда «желтой» серии.

А чуть раньше в той же серии вышла еще одна странная книга — роман некоей Мэделайн Симонс «Меч и Радуга». Странная — потому что, несмотря на классический антураж Доброй Старой Англии с сэром Ланселотом, Гаем Гисборном и Робином Гудом, со страниц откровенно веяло нашей, советской фантастикой, вплоть до прямых аллюзий с повестью «Трудно быть богом». Правда, сразу же нашлись знатоки, утверждавшие, что видели имя автора и название этой книги в американских библиографиях, поэтому псевдоним этот раскрыт был значительно позднее, лишь весной 1995 года. Настоящим автором книги действительно оказался «наш человек» — петербургская переводчица Елена Хаецкая.

В конце 1994 года в нижегородской серии «Золотая полка фантастики» вышел роман Святослава Логинова «Многорукий бог далайна». В том же 1995 году выходит книга Михаила Успенского «Там, где нас нет», сразу же отмеченная критиками как образец русской фэнтези. Не осталась без внимания и повесть Леонида Кудрявцева «Черная Стена». В Санкт-Петербурге выходят «Гибель Богов» (первая книга «Летописей Хьерварда») Н. Перумова и сразу же ставший знаменитым «Волкодав» Марии Семеновой.

Плотина была прорвана, издатели наконец-то повернулись лицом к отечественной фантастике. И фэнтези была первой волной хлынувшего книжного потока.

Почти сразу же в этом потоке начали обозначаться отдельные струи и течения. С одной стороны, выделилась так называемая «героическая фэнтези», получившая у нас меткое наименование «конанизм», ибо началась она именно с Конана — подражаний бесконечным западным сериалам о Конане и Ричарде Блейде, время от времени публиковавшимся в сборниках «оригинальных» произведений под звучными англоязычными псевдонимами. Правда, следует заметить, что «оригинальный» Конан откровенно недолюбливал всяческое чародейство, а магия в мирах Говарда и его последователей, как правило, служила темным силам. Наша же героическая фэнтези, напротив, использует магию направо и налево — а вот с темными силами в ней не все так просто и нет четкой градации Добра и Зла. Может, потому, что в нашу психологию сильно вбили постулат: белое — это хорошо отмытое черное, а черное — это сильно запачканное белое.

Признанным классиком героической фэнтези стал Ник Перумов: помимо «Кольца Тьмы» и хьервардского цикла его перу принадлежат еще два тома «Техномагии» и недавно вышедший роман «Алмазный меч, деревянный меч». Сюда же можно отнести «Анастасию» и дилогию о майоре Свароге красноярца Александра Бушкова, вскоре ушедшего в производство боевиков. А потом по издательствам пронеслась волна множества авторов и названий, слившихся в одно громадное цунами.

Однако дело Перумова не умерло, не потонуло в лязге мечей и реках пролитой крови. Более того, «толкинизм» стал одним из могучих корней отечественной фэнтези. Характерно, что многие произведения, подобно «Кольцу Тьмы», поначалу писались «в стол», для себя — просто из детского желания «присвоить игрушку», отразить потрясший воображение мир в преломлении собственного взгляда. Так появился «Человек с Железного острова» А. Свиридова, где в мир Толкина несколько сот лет спустя после Войны Кольца попадает современная земная научно-исследовательская экспедиция. А затем из печати вышла и «Черная Книга Арды» Ниэннах и Иллет (или проще говоря, Н. Васильевой и Н. Некрасовой) — знаменитая Хроника «черного» толкинизма, провозглашающего, что на самом деле все было совсем не так. Мелькор, Саурон и прочие силы тьмы противостоят здесь эльфийско-валарскому насилию и агрессии нуменорского империализма (вот, кстати, вам и возрожденный в фэнтези архетип национально-освободительной борьбы!).

И роман П. Копыловой «Летописи Святых земель», по собственному признанию автора, изначально создавался как «антиэльфийский» — в пику толкинистам. А в результате получилось вполне серьезное произведение о мере добра и зла в истории и в поступках людей — современное и злободневное, хотя и обряженное в средневековые одежды.

Наибольшую популярность у нас приобрела так называемая «историческая фэнтези». О близости фантастики к историческому роману критики вели речь еще в далекие советские времена. А в предисловии к сборнику рассказов С. Логинова «Быль о сказочном звере» (1990 г.) прямо говорится, что описываемые события, фантастические для нас, в глазах персонажей выглядят сугубым реализмом. Рост интереса, порой болезненного, к отечественной истории в последнее время привел к появлению фэнтези, использующей славянскую и псевдославянскую тематику. Однако настоящий расцвет этого направления наступил после публикации «Волкодава».

Впрочем, если первый роман М. Семеновой представлял собой фэнтези в классическом смысле этого слова, то созданная позже «Валькирия», в сущности, не является фантастикой вообще — все ее фантастические элементы имеют лишь этнографический смысл и не несут какой-либо сюжетообразующей нагрузки. Перед нами уже классический образец «исторической псевдофэнтези» — жанра, который, не исключено, в недалеком будущем станет довольно распространенным, поскольку он прельщает любителей сразу двух популярных литературных направлений — фантастики и исторического романа.

Но роль «Волкодава» заключалась и в другом. Ему удалось свести воедино три вектора популярности — фантастику, романтическую мелодраму и историю, причем со славянско-скандинавским уклоном. Именно после романа Семеновой «славянская фэнтези» буквально заполонила прилавки книжных магазинов: «Владигор», «Властимир», «Берсерк», «Ладога»… Уныло-однообразные названия и еще более однообразные сюжеты вкупе с общей бездарностью большинства авторов, в конце концов, тоже сыграли роль в падении доверия к фэнтези. Но они же стимулировали и следующий этап — появление фэнтези юмористической, поскольку пародировать подобное творчество оказалось легко и приятно.

Впрочем, почти сразу же выяснилось, что написать действительно смешную пародию очень трудно. Надо обладать не только желанием позубоскалить, но и элементарным чувством юмора. А также чувством меры — недаром выпущенная у нас году в девяносто третьем известная американская пародия на Толкина «Тошнит от колец» сразу получила неофициальное наименование «Тошниловка», поскольку смотрелась всего лишь однообразным и тупым зубоскальством. Зато ее отечественный аналог «Звирьмариллион» А. Свиридова — приобрел популярность еще в фэновском «самиздате», задолго до книжной публикации в 1995 году.