Майкл Мэнсон - Конан и грот Дайомы

- Верно, - подтвердил Конан.

- Плохой обычай. Наш Гулл заботится о всякой живой душе, и потому пикты многочисленны, как песок на морском берегу, а киммерийцев мало.

- Зато каждый словно скала, а песок, как ведомо всякому, расступается перед ударом камня.

- И поглощает его, клянусь волчьими ребрами! Нет, пикты - живучее племя, и никакие удары их не страшат! Возьми, к примеру, Семитху, о коем я рассказывал прошлый раз: смог бы киммериец, подобно ему, возродить целое племя?

- Ваш Семитха - хейворк, людоед, - возразил Конан. - Ничем не лучше кутруба! И племя он породил людоедское. Довелось мне поглядеть на ваших пиктов под Тасцеланом, лет восемь назад. В том, что они аквилонскую крепость сожгли, нет позора; в крепости сидели воины, стрелки да копьеносцы. Но потом начали они резать переселенцев, а тела их подвергать осквернению полосовать ножами, выкалывать глаза, вырывать кишки. К чему?

- А разве киммерийцы не вырезают у врагов печень? - вскинулся Тампоата.

- Только у воинов. Я же говорил о мирных переселенцах.

- Мирных, как же! Она заняли исконные наши земли за Громовой рекой! Конаджохара и Боссонские топи издревле принадлежали пиктам!

Это было истинной правдой, и Конан ничего не ответил. Наступило молчание; путники медленно пробирались вдоль скал, не забывая поглядывать по сторонам. Безлюдные земли, разделявшие Пустоши Пиктов и Ванахейм, кончились, и теперь они могли в любой момент наткнуться на какую-нибудь усадьбу или на охотника-вана. Слева от них, на расстоянии полусотни локтей, тянулись прибрежные утесы, справа уходила на восток, широкая равнина, покрытая мхом и первыми ростками травы; в ванахеймской тундре наконец начиналось лето, короткое, как хвост сирюнча.

Разговорчивый пикт не мог вынести долгого молчания. Отбросив капюшон на спину, он поинтересовался:

- Про каких хейворков и кутрубов ты помянул? Что это за твари? И водятся ли в здешних местах?

- Хейворки - сыновья Ледяного Великана Имира, - пояснил Конан, - Ростом они втрое выше обычных людей и приходят вместе со снежными бурями. Сила их велика, но и от этих гигантов можно оборониться: не любят они жарких костров, раскаленных камней очага да черного теплого дыма. Опасней дочери Имира, ледяные девы. Пляшут они обнаженными среди вьюг, чаруют путника своим белоснежным телом и замораживают до смерти. Одни говорят, что можно отогнать их заколдованным железом, другие же уверены, что нет от них спасенья! Видел я одну...

- Когда? - с жадным любопытством спросил Тампоата.

- Лет шесть или семь прошло. Ходили мы тогда в набег с асирами на ванов. Все полегли в бою, кроме меня... Тут она и явилась!

- Как же ты спасся? Киммериец пожал плечами.

- Дело случая! Шли за мной побратимы, асы Ньорд и Хорса... Они-то и нашли меня, обмороженного, в снегу. Нашли, отогрели и спасли... А потом поведали о колдовских плясках Имировых дочерей... Правда, страшны эти девы лишь мужчинам, а над женщинами у них власти нет.

- Почему? - подала голос Зийна, обласкав Конана взглядом голубых глаз.

- Потому, малышка, что дочери Имира склоняют мужчин к любви и к смерти в своих ледяных объятьях. А женщине обниматься с женщиной толку нет.

- Значит, твоя девушка нас спасет в случае чего, - ухмыльнулся Тампоата. - И сейчас тепло, не время для метелей и вьюг... Стоит ли опасаться?

- Опасаться стоит всегда, - молвил Конан. - В Ванахейме даже летом падает снег.

Они снова замолчали, потом Зийна напомнила:

- Ты еще говорил о кутрубах...

- Кром! Эти твари опасней ледяных хейворков, потому как умеют летать! И еще они вечно голодны и пожирают людей словно баранов, фаршированных фисташками. Но водятся кугрубы в жарких краях, в горах и пустынях Иранистана, так что здесь они нам не страшны.

- И с ними тебе доводилось встречаться? - спросил Тампоата.

- Доводилось. С одним сидел я вместе в стигийской крепости, в темнице. Звали его Шапшум; огромный парень с волосатой шкурой и клыками длиной в ладонь...

Конан сделал паузу, припоминая. Молодой пикт толкнул его локтем в бок.

- Клянусь богами Леса, Неба и Луны! Каждое слово надо из тебя вытягивать, киммериец! Ну, сидели вы в крепости... А что потом?

- Потом вырвались на волю и разнесли ту крепость по камешкам. Правда, разносил Шапшум и жрал стигийцев одного за другим, а я искал в развалинах сокровища.

- И нашел?

- Нашел.

- А куда они делись?

Конан пожал плечами и усмехнулся.

- Куда деваются все сокровища? В сундуки кабатчиков, как ведомо всем... Многое я пропил-прогулял в Аргосе да Шеме, но остатков хватило, чтоб снарядить судно да набрать на Барахах добрую команду... Только и корабль тот, и люди мои пошли на дно по воле злобного колдуна.

- Это какого же?

- Того, в чьи владения мы идем, - коротко ответил Конан. Ему не хотелось распространяться о цели их странствий. Зийна не бросила бы его даже на краю света, а Тампоате достаточно было слов старого Зартрикса: мол, помоги киммерийцу уничтожить зло, что затаилось на севере, в каменных башнях у берега моря. Хоть пикт и был любопытен словно сирюнч, но лишних вопросов не задавал.

За недолгие дни совместных странствий Конан к нему привязался. Прежде глядел он на пиктов сквозь прицел арбалета, либо ловил на копье, либо бил секирой; и мало с кем из них довелось ему обменяться словом. Теперь же пикт шел рядом с ним, и постепенно Конану открывалась душа лесного народа: источники их безумной отваги, их кодекс чести, их предания и обычаи, жестокие, но по-своему справедливые. Правда, Тампоата, сын Никатхи и киммерийской пленницы, являлся необычным пиктом: не угрюмым, как его сородичи, а веселым, не молчаливым, но скорее разговорчивым и любопытным. И он, безусловно, был куда более приятным спутником, чем сероликий Идрайн. Он был человеком!

Сейчас Тампоата толковал об оружии.

- Разве железный топор крепче каменного? - говорил он. - Попробуй, ударь железом по камню - только искры полетят! Так что в крепости они равны. Но железо надо достать из земли и, как говорят, долго калить в огне, а потом трудиться над ним с молотами и другими хитрыми штуками, что позволяют держать раскаленный клинок или топор, острить его край, проделывать в нужных местах дыры. С камнем все проще: нашел подходящий осколок, оббил его, заточил - вот тебе и секира! К тому же железо поедает ржавчина, а камень...

- Пока ржавчина сожрет клинок, им можно срубить много голов, - прервал пикта Конан, поглаживая рукоять зингарского меча. - А если ты мажешь сталь жиром, то ей никакая ржавчина не страшна.

- Жиром! - воскликнул Тампоата. - Жиром! Кормить мертвое железо добрым жиром, который можно съесть! Нет, это не для пиктов!

- Просто пикты прожорливы и ленивы, а потому не желают возиться с железом и выучить кузнечное ремесло.