Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 2

Яран по-прежнему сидел за столом и быстро писал. Он даже не обернулся. Между стеллажами бродил Лещь и что-то бубнил под нос. На Михаила они не обращали никакого внимания.

— Ну и доми-ище! — протянул Михаил, быстро вставая на ноги. — Не дом а кавардак.

— Ты был на электростанции? — спросил Лещь. Он смотрел на Михаила через амбразуру отодвинутых книг на потолке и что-то вкусно жевал.

— Ага. И ноги видел.

— Какие ноги? — спросил Яран и бросил писать.

— Обыкновенные, — сказал Михаил — подошел к полкам в углу хранилища и стал быстро просматривать книги, наклоняя голову и читая надписи на корешках.

Лещь обалдело следил за его манипуляциями, перестав жевать, потом быстро вышел из-за стеллажа и подошел к Михаилу.

— Откуда там ноги? — спросил он.

— Ты меня спрашиваешь? — громко спросил Михаил.

— Нет. Это вопрос для всех. Не должно быть там никаких ног.

— Но они были, — произнес Михаил, вытащил книгу, быстро пролистал, захлопнул, поставил на место и посмотрел на Леща. — Были. Толстые, волосатые, рыжей шерсти.

— Что-то мне это не нравится, — проговорил Лещь, усаживаясь на стул в углу. — Не должно здесь быть никого. Все же ушли.

— Но ведь ты точно не знаешь, — подал голос Яран. — Вполне возможно, что кто-то на время остался в катакомбах, а потом вышел на поверхность.

— Не понимаю, — сказал Лещь и сунул в рот комок гриба. — В катакомбы люди лезут только при пожаре или от психов. — А тут… Ничего не понимаю.

— Разберемся, — заверил его Яран. — Еще полпачки осталось. — Он кивнул на стопку синих папок. — Здесь как раз должны быть самые последние записи.

В коридоре загремело по полупустое ведро, покатилось, сорвалось на лестнице и загремело вниз, на первый этаж. Лещь дернулся, свалился со стула и с ужасом посмотрел в дверной проем. Так медленными клубами двигался черный дым. Все почувствовали запах горелой резины и, кроме Ярана, сморщились. Лещь, впрочем, сморщился от страха. Яран быстро встал из-за стола, вышел из комнаты и гулко стал топтать там что-то мягкое.

— Кто тут оставил свечки? — спросил он из-за стены. — Я же говорил: не жечь. Лещь?

— Да ничего я не жег! — крикнул Лещь. — Просто там темно, хоть нос зажми, ничего не видно.

— Свечка догорела и подожгла ведро с краской, — объяснил из-за стены Яран. — Это не теняки, успокойтесь. Просто ведро отклеилось от пола и покатилось на лестницу. Что значит выражение «хоть нос зажми», Лещь?

— Очень темно, — пояснил Лещь.

Яран быстро вошел, неся на вытянутой руке дымящийся кусок белой эмали распахнул форточку и выбросил эмаль за окно.

За окном наступила непроглядная тьма. Громко звенел дождь, вспыхивали и гасли разноцветные молнии. Михаил посмотрел на браслет. Экран показывал десять часов вечера местного времени. «На Земле сейчас полдень», — с тоской подумал Михаил. Яран закончил писать и мирно дремал, положив голову на спинку стула и всхрапывая спросонок. Лещь читал, уютно устроившись на верху складной лесенки под лампой. Пахло подгнившим деревом, старой бумагой, документами и тушенкой. В соседней комнате строго взирали распахнутыми дверками пустые сейфы и несгораемые шкафы. Было тихо.

Михаил внезапно подумал, что вот здорово было бы, если бы они собрались вместе: он, Яран, Лещь, Октар, дядюшка Терн, Гаан. Они бы тогда сразу поняли, что к чему, разобрались без всяких архивов, в этом Михаил был уверен. Они бы нашли жителей, вернули их в дома, помогли бы им устроиться, и зажили бы они все полнокровной и интересной жизнью. А его бы, Михаила, подобрал какой-нибудь исследовательский звездолет, он бы вернулся на Землю… Но стоило открыть глаза, и действительность заливала черной краской и без того темное будущее, вспыхивали белым светом многоэтажники, подпирая могучими плечами тяжелое и грозное небо. Оставалось надеяться.

Лещь, не отрываясь от книги, произнес:

— Ты знаешь, Миша, а ведь я так и не активизировал вышки. Помнишь, я сказал, что пора кончать, что все равно лес заберет свое, помнишь? Я ведь ерунду тогда говорил, ничего не соображал, совсем свихнулся от страха. Безмозглый я дурак! Ну зачем я оставил вышки?

Михаил промолчал. Он не знал, что сказать.

— Кроме меня и вас здесь никого нет (Михаил удивленно поднял брови). Никто не поставит активаторы в нужное положение. Никто! И город рухнет…

Лещь захлопнул книгу, бросил на полку и, упершись локтями в колени, с силой провел ладонями по лицу.

— Все образуется, — сказал Михаил. — Ты просто устал. Ты боишься. Завтра же мы найдем эти вышки, и ты все сделаешь, хорошо?

— Хорошо-то хорошо-о… — Лещь спустился с лесенки, сложил ее и прислонил к полкам. — Только… — Он неуверенно посмотрел на Михаила. — Это ты правда насчет ног на станции?

— Ну… да, — запинаясь ответил Михаил. — Может даже и показалось. Не обращай внимания, — сказал он ласково. — Никто нас не обидит, потому что никого нет. Все в порядке.

— Мне бы твой оптимизм, — вздохнул Лещь, притащил из соседней комнаты полосатый матрас, улегся около стеллажа и закрыл глаза.

Михаил посмотрел на товарищей. Яран громко сопел, и в такт дыханию топорщился и мягко разглаживался гребень на макушке. Под мощным спинным панцирем размеренно колыхались жабры и вздыхали, как кузнечные мехи. Лещь лежал в ужасно неудобной позе человека, которому только что свернули шею. Во сне он тихонько постанывал и иногда резко перекатывался на другой бок, с размаху ударяясь позвоночником в стеллаж, угрожающе раскачивая над собой книги. Михаил смотрел на них обоих. Это же было недавно, совсем недавно…

…Они долго брели по Великой трясине по колено в вязкой растительной жиже, и при каждом шаге ил под ногами прогибался, вжимая в глубину утонувшие большие листья, а по поверхности разбегались круги ряби, тяжело раскачивая ряску, пышные розовые кусты, из которых осторожно выглядывали болезненного вида улитки без раковин и дикие яркие лягушки. Корни цепко и крепко хватали за обувь, и у Михаила каждый раз замирало сердце, потому что впереди вот уже третий раз высовывался волосатый выпуклый глаз на голенастой ноге, похожей на перископ подводной лодки. Михаил ни разу в жизни не видел настоящего брюхонога, но Октар одно время все уши ему прожужжал, описывая глубинное чудовище. Он рассказывал ужасные вещи. Трясина имела несколько уровней, разгороженных толстыми пластами ила, листьев и прочей гнили, в которых все дальше от поверхности обитали «разные ужасные твари». Октар таинственным шепотом рассказывал, что брюхоноги набрасываются не сразу, они долго выслеживают жертву, заставляя вилять мелкую живность у ног и пугая, потом резко набрасываются из воды. Михаил не очень верил. Лучше один раз увидеть… А лучше вообще не увидеть.