Виктор Федоров - Метагалактика 1993 № 3

Еще довольно долго, угадав мое настроение, старый археолог пытался успокоить меня, словно маленького ребенка, после чего из тех же побуждений перешел на какие-то пикантные истории, во теперь зловещий голубой дракон столь прочно засел в моем сознании, что изгнать его оттуда оказалось не под силу даже необычайно говорливому и веселому Хьюзу. Я оказался окончательно ошеломлен и поражен тому, как все только что услышанное непостижимо укладывалось в рамки моих прежних размышлений, подкрепленных ко всему вполне реальным падением на дно дьявольского колодца. Как бы я ни хотел, а ведь он то и был именно тем, что выбивало почву из-под ног любого, кто решился бы назвать все это сном, винным бредом или абсурдной фантазией.

Скажу откровенно, проклятый колодец стоял у меня тогда перед глазами особенно ясно и все же рассказать о своем недавнем приключении я не решился из-за боязни окончательно все обратить в полнейший абсурд. Неужели мне, вполне современному человеку, лишенному всяких предрассудков теперь предстояло пересечь границу совершенно другой жизни и начать мыслить категориями того, что никак не укладывалось в здоровом мозгу по причине своей беспросветной бессмыслицы!

На какие-то мгновения мое отношение ко всем этим происшествиям довольно близко подходило к позиции Френсиса Хьюза, чей спокойный и размеренный тон только сейчас перестал выводить меня из себя.

— Уже в первый час моей встречи с Робертом, — осторожно начал я — меня, признаться, немало озадачили и удивили его странные высказывания. Клянусь вам, мистер Хьюз, если бы предо мной был кто-то другой, я тотчас заподозрил бы у него душевное расстройство, поскольку…

— Нет, нет, сэр! — решительно запротестовал археолог, искоса поглядывая на пустующие рюмки, — здесь все далеко не так просто, как вы себе это представляете, и сейчас я попробую вам объяснить почему.

С заметным удовольствием Френсис Хьюз набил свою странную трубку и продолжал:

— Здешняя обстановка, сэр, как бы состоит из трех постоянных элементов: одиночества, незыблемого безмолвия и мертвых каменных глыб, придающих ландшафту в целом, как вы заметили, чуть ли не внеземной вид. И вот все это вместе взятое, накапливаемое с годами и откладываемое в ларец воображения, в какую-то минуту начинает пленять сознание и человек перестает воспринимать мир таким, как он есть. Более того, перед ним проносятся фантастические картины, которые его разум поглощает как нечто реальное и, поверьте, уже никто и ничто не в силах убедить его в обратном. Чтобы не судить предвзято и быть объективным до конца, я сейчас позволю себе рассказать вам один весьма примечательный эпизод своей жизни, происшедший со мной тогда, когда я находился под достаточно сильным впечатлением известного вам ночного ужаса в доме сэра Роберта.

Как-то раз, обследуя овраги в районе ручья — там, скажу вам, весьма примечательные местах точки зрения моего занятия — я настолько ушел в работу, что совершенно не заметил, как подступили сумерки. Поскольку ничего неприятного и уж конечно тревожного в этом не было, я не стал особенно торопиться, тем более, что расстояние до дома не превышало и двух миль. И вот, сэр, когда я уже начал складывать свой инструмент, где-то совсем рядом хрустнул камешек, так, будто на него кто-то неосторожно наступил. Естественно, я огляделся вокруг, но так никого и не обнаружив, продолжал приготовление к возвращению. Второй подобный звук, гораздо более громкий, чем первый, я услышал уже по дороге домой, что, признаюсь, вызвало некоторую обоснованную настороженность. Я тотчас сбавил ход и теперь стал внимательно прислушиваться к каждому своему шагу. И что вы думаете — результат не заставил себя ждать. Донесся новый хруст, я резко обернулся назад и тут заметил, как чья-то сгорбленная фигура в странной широкополой шляпе мелькнула за огромным валуном. Та отчетливость, с которой я видел незнакомого человека невольно рассеивала любые сомнения, что, в свою очередь, породило в моей душе какую-то неопределенную тревогу. Действительно, кто мог преследовать меня с настойчивостью вампира поздним вечером, да еще среди этих мертвых пустошей, где кроме сэра Роберта и его слуги на многие мили не было ни единой живой души!

— Вы говорите, сгорбленная фигура в широкополой шляпе! — невольно воскликнул я, с ужасом вспоминая то, что я наблюдал из окна. — Что же было дальше, мистер Хьюз?

Археолог, как я заметил, только мягко улыбнулся.

— Под монотонный, невыносимый гул в голове, всеми силами заставляя себя не оглядываться, я наконец добрался до большой группы камней. К этому времени таинственный преследователь перестал подавать всякие признаки своего близкого присутствия, но, как вы понимаете, я просто в это уже не верил. Именно данное обстоятельство, а также то, что до дома оставалось совсем немного, вероятно, придало мне утраченное любопытство и выбрав удачный момент, я спрятался за одним из валунов. Мой настойчивый незнакомец, по всей видимости, сделал то же самое, однако неосторожность тотчас выдала его с головой. Возле одного камня я даже в темноте различил его руку и плечо…

В моем возрасте, сэр, это выглядит явно неправдоподобно, и тем не менее, расстояние от камней до дома я покрыл со скоростью хорошо тренированного охотничьего пса. Забежав к себе, и заперев на обе задвижки входную дверь, я затаился в самом дальнем углу этой самой гостиной, не отводя глаз от незашторенного окна, куда уже зловеще струился свет полной луны. Вновь последовавший знакомый звук за стенами дома вызвал у меня новый приток страха — казалось, я готов был проникнуть в самую узкую щель, лишь бы только ничего не видеть. Какое-то мгновение мой взгляд блуждал по темному помещению в поисках более надежного убежища и когда он вновь вернулся к окну, у меня застыли веки. Через стекло в гостиную заглядывало искаженное невероятной гримасой человеческое лицо, чьи черты даже в столь умопомрачительной обстановке показались мне поразительно знакомыми.

— Неужели Роберт Хугнер! — процедил я, перестав чувствовать головокружение от необычайно крепкого рома.

— Нет, сэр. Даже столь странное появление вашего уважаемого брата никогда не вызвало бы у меня на душе и в мыслях то, что довелось мне пережить в ту так запомнившуюся ночь. По ту сторону окна в гостиную смотрело застывшее искривленное обличие отца сэра Роберта, чья душа уже давно покинула этот мир.

В моей жизни, даже в самые беспокойные ее отрезки, спиртное неизменно занимало одно из последних мест, но теперь я поневоле был бесконечно благодарен крепчайшему американскому рому, сумевшему спасти меня от доброй половины эмоций самого непредсказуемого характера. Можно только представить, да и то с трудом, какими глазами я стал смотреть на все после исповеди старого археолога, окончательно подорвавшей во мне веру в то, что я пребывал на земле людей. Между тем, закончив рассказ о своих леденящих душу похождениях, Френсис Хьюз вновь заговорил о каких-то острых расстройствах восприятия, даже не подозревая, что я его совершенно не слушал, томясь только единственным желанием броситься куда угодно, лишь бы ни минуты не оставаться в этих проклятых краях.