Коллектив авторов - Полдень, XXI век (апрель 2012)

– Да, как у собаки Баскервилей. И вам определенно надо туда. Но я, с вашего позволения, еще задержусь здесь.

– Понял, извините. Сейчас я договорюсь, и она расскажет вам обещанную легенду о последней битве… Иорана, Хетуу! Пехе кое?

– Мауруру, Уре. Рива-рива. Кано.

………………………………………………………………………………..

– Ну вот, Хету согласна.

– Приятно было посмотреть на такую теплую встречу цивилизаций, разделенных тысячелетиями. Похоже, вас не забыли.

– Здесь не все забывают, моаи – свидетели… Предваряя легенду, скажу только, что, по радиокарбонной датировке органики из упоминаемого рва, речь идет о событиях приблизительно 1700 года. Ну, плюс-минус сто лет, точнее не дают. Сейчас, достану диктофон… ну вот, перевожу дословно.

«Ханау-еепе сказали ханау-момоко:

– Идите и носите камни к берегу.

Ханау-момоко ответили им:

– Камни сохраняют наш батат, наши бананы и сахарный тростник от ярости солнца и зависти ветра. Нет, мы не хотим, чтобы они зачахли.

И ханау-момоко ушли, не стали носить камни. Ханау-ее-пе разгневались: они теперь должны были сами строить священные аху. И чем шире становились аху, тем шире разливалась злоба ханау-еепе. Они строили святилище богов, а построили святилище злобы. Ханау-еепе жили на полуострове Поике. И они перерезали горло полуострова длинным рвом от воды в Поту-те-Ранги до воды в Маха-туа. Потом ханау-еепе принесли дрова и забросали весь ров. А ханау-момоко ничего не знали.

У одной женщины ханау-момоко был дом в Поту-те-Ранги. И эта ханау-момоко из Поту-те-Ранги была женой одного ханау-еепе. И он сказал ей:

– Мы вырыли ров. Для вас, для ханау-момоко.

И жена всё узнала. Она дождалась ночи, и пришла к людям ханау-момоко, и сказала:

– Завтра ханау-еепе разожгут печь для ваших тел. Поторопитесь! И пусть они получат огонь из своих рук.

Женщина вернулась домой, взяла прутья и стала плести корзину. Но ее глаза и мысли были с ханау-момоко…»

– Отсюда их поговорка, что когда они плетут корзины, их глаза и мысли далеко. Это так, к слову.

«…И ханау-момоко поднялись, когда ушел бог дня и стало темно. Они собрались все, и встали друг за другом, и пошли. Они обошли гору Маунга-Театеа и спустились к Маха-туа. Там они затаились и легли спать…»

– А что она так на меня смотрит? Я должен был поздороваться? Или уже надо попрощаться? Впрочем, у них это, кажется, звучит одинаково. Иорана!.. Ну, что не так? Произношение не то? А если нормальное, то что же она не отвечает?

– Харе-Кока.

– О, ответила. И что это означает? На приветствие не похоже.

– Ну, в общем… она подозревает, что вы неискренни.

– По одному слову приветствия? Да ей надо детектором лжи работать. Так что там с нашей кавой? Душа горит.

– Да, каву будут давить вон там, на поляне, где сидят в кружок одни мужчины. Сырье им уже раздали, они жуют, у нас еще есть время, дослушаем.

– А если к ним подойти, не спугну?

– Можно подойти поближе, только в круг входить не надо. Ну ладно, идите, я допишу – может, потом дослушаете – и подойду к вам.

– Угу. На вас смотреть было занятнее, чем ее слушать. Ухожу, ухожу.

………………………………………………………………………………..

– Рано подошли, могли бы еще пообщаться; они всё жуют.

– Да. Там ведь не только листья, но и стебель, и корень. Причем заметьте, жвачка очень горькая, и главный изготовитель – назовем его «кавамэн» – следит за тем, чтобы никто не сплюнул. А сам готовится к отжиму: та верхняя чаша – с дыркой, и он выстилает дно тонкой травой…

– Тонкий фильтр!.. А зачем встали в очередь?

– Сдача кавамэну обогащенного сырья. На ладони – или вот, прямо с языка забирает, чтобы уж ни капли не пропало. Теперь складывает в верхнюю чашу и давит; идет темно-зеленая слюна первого отжима.

– Первач, понятно.

– Ну, да, но его не пьют – как не пьют чистый спирт; это опасно, да его и мало. Поэтому вот, смачивают водой и снова отжимают. Так будет несколько раз, пока не исчезнет цвет… Вот… Еще… Всё, кава готова. Сейчас пойдет розлив – в маленькие раковинки, на один глоток, как саке у японцев, только там можно повторить, а здесь нет…

– Сейчас разольют – и всё? Ничего не останется? Мне нужна доза!

– Нет, это не принято. Пьют те, кто жевал. Ну, и кавамэн, он главный…

– Ия главный, понятно? Я вам плачу. Дозу, немедленно! Или я сам…

– Да вас просто убьют! Они дружелюбные люди, но за каву…

– Почему они уходят? А этот зачем к нам идет?

– Он не к нам, просто им налили, и они расходятся по краям банкетной поляны, чтобы выпить, отвернувшись от всех. Но сначала должен быть еще акт мочеиспускания, это обязательная часть ритуала.

– Как у наших пивных ларьков? У нас дозы побольше… Ну-ка дай сюда!

– Что?.. Что выделаете!.. Не трогайте его каву!!

– Юрий Филиппович, вы здесь? Где мы?

– В пещере. Но она глухая, выход только наверх – вон, звезды видно…

– Метра четыре, высоковато. Яма, зиндан… Почему нас так мало били?

– Кава затормаживает, старался только ограбленный. Да и Хету вмешалась.

– А что ж она нас на поруки не взяла? Или там, чтоб условно, – здесь же воровство не преступление. Или хоть вас, по старой дружбе?

– Я предал эту дружбу. Я же был с вами, когда, вместо принесения даров, мы напали во время праздника, как худшие враги.

– Да вы-то при чем? Вы же не нападали.

– Я вас привел и был с вами. Я предал их дружбу, их доброе расположение, память о помощи, не раз мне здесь оказанной… Оставим… А вы успели выпить? Вы же не пьяница, зачем вам это надо было?

– Люблю острые ощущения.

– Да… Только выпить-то вы не успели. Я видел, вы просто вылили себе в карман, в шорты. Острое ощущение?

– Угу. Какие у нас перспективы?

– Думаю, участие в празднике нам гарантировано.

– В каком качестве?

– Хороший вопрос. Вот тут гарантировать что-то трудно, это еще будет решаться. Но о решении мы узнаем… в свое время.

– Угу. Своевременно или несколько позже. Ладно, там видно будет… Расскажите о себе, Юрий Филиппович, время у нас есть. Об истоках ваших культурологических интересов я догадываюсь. Переезд из России в Штаты – и, видимо, лет в двенадцать?

– В десять. Да, культурный шок был. Но и бесценный опыт жизни в нескольких странах. В десять лет это всё равно, что побывать в разных мирах.

– Да, понятно. Ну, а культурой этого острова почему занялись? Ведь это, насколько я понимаю, тема вашей диссертации?

– Ну, я еще мезоамериканской, ольмекской культурой занимаюсь, но, в принципе, да, Рапа-Нуи, наверное. Это благодаря отцу, как, в общем-то, и всё. Он, кстати, в молодости тоже увлекался этнологией. Ну, точнее, Японией… Он показывал мне мир, привез и сюда. И тут одно впечатление… Вы, наверное, обратили внимание на то, что у всех моаи пустые глазницы? Во время совершения обрядов глаза вставляют – белые сверкающие кораллы с красными вулканитовыми зрачками, из-под взгляда которых нельзя выскользнуть, они следят, они следуют за тобой. Это известный фактурный эффект, но я тогда видел только, что они смотрят на меня, неотступно следят за мной, пронизывают меня – они хотели, они пытались мне что-то сказать! Я убегал – как заяц, зигзагами, – а они, не спуская глаз, смотрели, словно с-стреляли мне в с-спину!.. Я тогда так испугался, что у меня была истерика и заикание вернулось, слова выговорить не мог. Вот, даже вспоминая, волнуюсь. А потом как-то легко пошел язык, людей поближе узнал – здесь удивительные люди, они, практически, не знают злобы. Раньше, судя по легендам, знали, а сейчас нет. Они могут всё что угодно у вас украсть – шляпу с головы, конфету изо рта, они могут, как вы убедились, вас побить, могут и убить, а при определенных неблагоприятных обстоятельствах даже изжарить…