Александр Мееров - Защита 240

- Вы напрасно волнуетесь, Викентий Александрович, - мягко попробовал вставить Титов, заметив, как изменился Зорин, когда заговорили о Никитине, - может быть, Никитин и не виноват.

- Не знаю... Ничего не знаю. Очень огорчен буду, если этот молодой человек... Давно он здесь работает, немало сделал и, поскольку я могу судить... Впрочем... - академик задумался и, потеребив мягкую, реденькую бородку, тихо закончил: - Как трудно бывает подчас знать о человеке хотя бы что-нибудь, и никогда нельзя узнать о нем все.

- Ну, что вы, Викентий Александрович, у нас люди...

- Вы помните Алексея Семеновича? - перебил Титова Зорин.

- Протасова? Ну как же, отлично помню, и, нужно сказать, история с его исчезновением мне до сих пор не дает покоя...

- Думается, что она не дает покоя еще кое-кому... Там, за рубежом.

Зорин вышел из-за стола. Титов тоже поднялся, но академик усадил его в кресло и стал медленно расхаживать по кабинету, то подходя к книжным шкафам, то наклоняясь над приборами.

- Вы уже ознакомились с отчетом Международного конгресса биофизиков?

- Ознакомился, Викентий Александрович. Есть очень интересные работы. Особенно, как мне кажется, Дюка и Кеннеди. Они сумели блестяще выполнить экспериментальную часть работы, решили задачи, имеющие большое практическое значение. Мы внимательно следили за работой конгресса и немало волновались, Викентий Александрович...

Зорин быстро повернулся к Титову и посмотрел на него вопросительно.

- ...Как бы там не подстроили каких-нибудь провокационных штучек.

Зорин подошел к лабораторному столу и стал сосредоточенно рассматривать осциллятор.

- Ничего неприятного не было? - тихо спросил Титов.

- Неприятного? - Зорин оставил прибор и взглянул на Титова. Особенного ничего, если не считать встречи с Эверсом.

- Там был Эверс?

- Да, представьте, неувядающий тип. Выступал блестяще по форме и, как всегда, туманно по существу, деятельно участвовал в нескольких подкомиссиях. Встретился со мной в кулуарах и приветствовал как ни в чем не бывало. Виду не подал, что уезжать ему отсюда пришлось более чем поспешно. Теперь недосягаем! - развел руками академик.

- Делец от науки.

- Прохвост от науки! - резко поправил Зорин, подошел к столу и тяжело опустился в кресло. - Да, так о чем это я? М-м-м... Прохвост... кулуары... работы Дюка и Кеннеди... Ага! Перед самым отъездом в Москву ко мне подошел Харнсби.

- Биофизик?

- Да, автор небезызвестного труда по ионной теории возбуждения. Так вот, обратился с просьбой - не могу ли я оказать ему услугу. Он был бы мне бесконечно, видите ли, благодарен, если бы я смог лично, "умоляю, коллега, лично", передать записочку... Протасову.

- Протасову?

- Да, представьте себе - Про-та-со-ву! У меня создалось впечатление, что "уважаемый коллега" почему-то из моих уст хотел услышать об исчезновении Протасова.

- И вы?

- И я взял записочку и передал ее, но не Протасову, конечно.

Титов задумался. Зорин снял трубку и, вызвав заместителя директора института, попросил его зайти с личным делом Никитина.

- Да, так о Никитине. Говорите, у вас с капитаном есть конкретные предложения?

- Есть, Викентий Александрович.

- Расскажите.

Титов рассказал об общем плане проверки, разработанном вместе с капитаном Бобровым.

- Ну что же, Иван Алексеевич, сделать это, пожалуй, удастся. И это удобнее всего сделать в лабораториях Резниченко. Ведь он вас не знает. Так, значит, сейчас вы снова отправляетесь в поселок? Хорошо. К вашему возвращению я все подготовлю.

Титов встал. Зорин вышел из-за стола проводить его. У двери он спросил:

- Дополнительные данные о браунвальдском деле не получены, Иван Алексеевич?

- Боюсь, Викентий Александрович, что это дело уже нельзя назвать "браунвальдским". Видимо, оно перешло в другие руки.

- Перекочевало за океан?

- Кажется, да.

- А об инженере Крайнгольце, оказавшемся в Америке, есть что-нибудь?

- Нам попалась в газетах вот эта заметка. Больше ничего не удается узнать.

Титов вынул из блокнота выписку из гринвиллской газеты и протянул ее Зорину:

"Гринвилл. В ночь на 10 августа здесь разразилась сильная гроза. В окрестностях города ударами молний было подожжено несколько ферм. Пожар возник и на вилле Пейл-Хоум. Во время пожара погиб доктор Пауль Буш, гостивший у инженера Крайнгольца. Хозяин виллы в тяжелом состоянии отправлен в больницу".

Ушел Титов, явился заведующий отделом кадров с личным делом Никитина, звонил телефон, приходили и уходили руководители отделов - жизнь института шла своим чередом, а беспокойные мысли не покидали старого академика. Никитин - Резниченко, Резниченко - Никитин. Чем закончится дело с этими молодыми людьми? Как воспримет Резниченко решение комиссии?

Принесли почту. Зорин быстро перебрал конверты, вскрыл письмо Бродовского. Перечитал ровно, округлым почерком написанные строки. "Молодец Михаил Николаевич! Молодец, право!.. А что если они объединят свои усилия и продолжат работы над биоксином... Надо хотя бы таким образом попробовать смягчить удар", - подумал академик и вызвал к себе Резниченко.

Пришел Сергей, подтянутый, одетый в дорогой и даже щеголеватый костюм. Он держался уж слишком уверенно и, как казалось Викентию Александровичу, даже несколько надменно. Зорин любил своего ученика, всегда считал, что он, несомненно, сформируется в крупного ученого и впишет и свои строки в книгу науки. Но это зазнайство, подчас чванливость, которые появились в последнее время! Неприятно. Злосчастный проект! А может быть, это пройдет, и Сергей, - про себя Зорин всегда называл его так, - станет...

- Доброе утро, Викентий Александрович! - поздоровался Резниченко и уселся в кресле у письменного стола.

- Здравствуйте, Сергей Александрович. Есть новости для вас.

- Решение комиссии? - подскочил Резниченко, и в его глазах вспыхнули такие искорки надежды, радости и вместе с тем тревоги, что у старого академика с тоской сжалось сердце.

- Вот здесь... - Зорин нахмурился и стал растерянно перебирать конверты. - Здесь... - Под руку попался конверт с письмом Бродовского. Он вздохнул с облегчением, осудив себя за малодушие (разве отсрочка поможет?) и все же протянул конверт Резниченко. - Здесь письмо от Бродовского.

- От Бродовского? - разочарованно переспросил Резниченко и откинулся в кресле.

- Да, он окончил работы в высокогорной экспедиции, вернулся в Москву и на-днях приедет к нам.

- Это хорошо. Я с ним давно не виделся. - Резниченко быстро пробежал письмо, и уголки его губ насмешливо приподнялись кверху. - Он все еще тужится продолжать свои работы с биоксином?

- Как вы сказали? Тужится? - поморщился академик. - Я не узнаю вас, Сергей Александрович! Похоже, что вы не очень-то доброжелательно относитесь к Бродовскому.