Виктор Потапов - Галактика 1995 № 1

Усилием воли Андрей попытался противостоять нахлынувшей ярости, но это было бесполезно. Он, резко сломленный, упал на пол, тело задергалось в конвульсиях, словно сражаясь с невидимым противником. Через несколько минут Андрей в бессилье затих. Слышно стало, как затикал будильник на полке. Он поднялся и, прихрамывая, подошел к двери. Приотворил ее, послушал, потом затворил и повернул ключ в замке. «А если б в доме кто-то был?» — с запоздавшим ужасом подумал учитель и, доплетясь до кровати, тяжело повалился на нее.

«Надо идти к врачу! — через минуту зажглось в его голове, отчего он даже привстал, но потом снова лег. — Иначе я за себя не отвечаю.»

В таком неопределенном состоянии Андрей пролежал не менее часа. Потом услышал, что пришли хозяева. Заскрипели половицы, послышались голоса. Квартирант не подал ни звука.

— Учителя еще нет? — через некоторое время совсем близко от его двери спросила хозяйка.

— Кажется, нет, — ответил голос ее мужа.

— Ну ладно, сядем без него. Придет, поест… Андрей Сергеевич! — позвала она на всякий случай.

Учитель промолчал. Шаги удалились в кухню. Он приподнялся на кровати и стал снимать пиджак. Пучок серой жесткой шерсти вылез в прореху между пуговиц рубашки. Андрею показалось, что обрезок чьей-то шкурки завалился ему за одежду. Пальцы взялись за него и потянули. Но сделалось вдруг больно. Учитель встал и расстегнул рубашку. Всю грудь и живот покрывала странная сероватая шерсть. Он провел по ней рукой и ощутил приятные прикосновения отсвечивающих серебром волосков. Странный был сон, но что он значил? Андрей машинально бросил взгляд на высокое зеркало в шкафу. И на голове была такая же сероватая щетка. «Нет, в таком виде нельзя показаться на люди, — спасительно подстраиваясь под законы сновиденья, подумал он. — Побуду здесь. А потом, вечером, можно будет выйти». Он покорно лег на кровать и закрыл глаза.

Андрею показалось, что он поспал некоторое время. За окном темнело. Учитель осторожно встал и подошел к утонувшему в полумраке зеркалу. Шерсть никуда не исчезла, она все так же мягко серебрилась, как сквозь дымку. Тогда он неожиданно для самого себя, такого воспитанного и умного, поступил совершенно нелогично, как в детстве: рассердился на нее, может быть, потому что теперь так легко было рассердиться, потому что чья-то злоба, как тяжелая ноша, постоянно лежала у него на плечах. Андрей взмахнул рукой и хотел ударить по зеркалу, но в последний момент ум подсказал об опасности — и кулак прошел мимо нелепой обезьяны в стекле. Но от этого зло вспыхнуло еще ярче. Андрей опять, как и в прошлый раз, не удержался в стоячем положении и опустился на пол. Его выворачивало, корежило, будто что-то рвалось наружу и не могло найти дверей. Хотелось уничтожить все вокруг, весь мир — и только после этого придет облегчение.

Опустошенный, учитель замер, прижав колени к груди. Еще один кризис миновал. Он снова поднялся, но что-то теперь новое было в ощущении тела. Андрей потрогал твердыми, словно сведенными судорогой пальцами продолговатое волосатое лицо, зацепил за ухо, отметив непривычность его формы. Что-то мягкое, будто со стороны, коснулось его ног сзади.

Андрей взял с полки коробок и, вернувшись к шкафу, зажег спичку. В зеркале стоял на задних лапах волк.

Повинуясь какой-то необходимости, учитель опустился на четвереньки и больше уже не испытывал потребности вернуться в прежнее положение.

Видимо, шум в комнате все-таки привлек хозяев. В дверь постучали. Андрей замер, не зная на что решиться. Одно дикое, словно и не его, желание промелькнуло в мозгу: резко распахнуть дверь и броситься на людей. И это был не случайный порыв: его, как фундамент, подпирало что-то темное, тяжелое. Но разум во второй раз подсказал спасительное решение. Андрей осторожно прошел к окну, легко вспрыгнул на широкий подоконник. Поддел лапой шпингалет и распахнул створки в ветренную темень осенней ночи.

— Да открой же! — уже кричали за дверью. — Что там происходит?!

Учитель бросил примеривающийся взгляд острых глаз на клумбу палисадника и соскочил. Лапы мягко спружинили на рыхлой земле. Андрей бесшумно сделал несколько прыжков по палисаднику, перемахнул через низенький заборчик и понесся в сторону леса так, словно все время бегал на четырех. Прохожих он особенно не опасался: в темноте его могли принять не более чем за бродячую собаку.

Нырнув в лес, Андрей быстро нашел нужную тропинку (потому что глаза теперь в темноте видели лучше) и побежал по ней, углубляясь в чащу старого дубняка. Он словно вспоминал дорогу куда-то. Или это был неясный зов в душе? Но бежать нужно было долго, бросая одну тропку и переходя на другую. И думать пока ни о чем остальном не хотелось. Какие-то небольшие ночные зверьки проворно сбегали с пути, шурша в траве и опавших листьях, хлопали над головой крылья, а учитель бежал и бежал — час, другой, пока, наконец, перед глазами не открылась просторная поляна, залитая словно просеянным светом неполной луны.

Посреди поляны кто-то стоял.

Андрей укоротил шаг и замер метрах в семи от двух уставившихся на него волков.

— Ого! Да сегодня прямо ночь свиданий! — громко произнес тот, что стоял поближе. — То-то я и чувствовал, что надо было подождать.

Андрей сделал еще несколько шагов вперед. Волк тоже двинулся навстречу. Его товарищ остался на месте.

— Ну, давай знакомиться, — продолжил подошедший властным тоном. — Эдуард, — опершись на остальные три, он протянул гостю лапу.

— Андрей, — машинально приподнял свою учитель.

— А это Валера, — ударив по лапе, кивнул крупной хищной головой Эдуард в сторону стоявшего поодаль. — Не привык еще. Ну ничего, обтреплется.

— А ты, небось, тоже новичок? — поинтересовался он, снова повернувшись к Андрею и проницательно его разглядывая своими острыми, поблескивающими в лунном свете глазами.

— Наверное, — ответил вновь прибывший, приноравливаясь к неожиданным обстоятельствам.

— Это сразу видно, — довольно произнес собеседник. — Значит, надо посвятить, — волк оглянулся по сторонам. — Пошли, присядем там, где посветлее.

Троица во главе с Эдуардом протрусила к краю поляны, куда отвесно падали лунные лучи. Вожак сел по-собачьи, другие, глядя на него, сделали, правда не без труда, то же самое.

— Экие вы необтесанные еще, — с досадой пробормотал он. — Ну да ладно. Всему свое время, — Эдуард взглянул куда-то вверх. — Одним словом, мы страдаем за других. Почему, Валера, ты стал таким? — миролюбиво спросил он, предвкушая неправильный ответ.

— Не знаю, — Андрей впервые услышал его робкий, тонкий голос, совершенно не похожий на подрыкивающий бас Эдуарда. — Наверно, колдовство.

— Колдовство? — усмехнулся вожак. — В том-то и дело, что нет никакого колдовства, а есть переход количества в качество, выражаясь научно. Мы с вами просто собрали с окружающих все их злые намерения, предполагаемые проступки. Как уголь яды. Или как соль воду, — он обвел слушателей взглядом, словно проверяя усвояемость. — Вы не обращали внимания, что там, где вы жили, люди перестали совершать преступления?.. Но наступает момент, когда соль больше не впитывает, она растворяется, теряет свою форму. Так и мы с вами потеряли человеческий вид… Наше зло теперь — это, в основном, наш облик, — закончил Эдуард, вероятно, заготовленное заранее объяснение.