Виктор Потапов - Галактика 1995 № 1

С соседней улицы донесся голос разыскивающего Марию Владимира. Мария отозвалась не сразу: подняла лицо, прислушиваясь к звукам собственного имени, улыбнулась. Прошлое отлетело куда-то, словно сдутое ветром.

Владимир стоял подле крыльца ее дома, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. Завидев Марию, он бросился ей навстречу.

Красивым его нельзя было назвать, но смотреть на него было приятно. Хорошо сложенный, с темными глазами и густыми бровями, твердым подбородком и выступающей нижней губой. Движения у Владимира были размашистые, смелые, будто пространство вокруг тесно ему.

— Ну где ты ходишь?! Новость слыхала? Зиновий новую байку разнес по деревне: будто бы сегодня ночью должен придти медведь с зелеными глазами и рогом во лбу. Народ смеется, а он твердит свое, мол, все приметы сходятся. Столько нарассказал… Да Колька-алкаш еще подбавил. Говорит, в лесу следы медвежьи видал. Крупные, говорит, следы. Пошел по ним, а они у реки вдруг и пропали, будто медведь в воздух взлетел. Врет, небось, как всегда…

Владимир прервал свой рассказ, видя, что Мария не слушает его.

Странно… Как тлеющий огонек на сухих травинках, вспыхивало внутри у Марии неясное предчувствие и затухало до времени.

Владимир смотрел на нее. Мария была чудом красоты. От нес захватывало дух. Все в ней казалось ему совершенным. Миндалевидные огромные голубые глаза. Пухлые губы, даже на вид кажущиеся горячими. Темно-русые волосы, ложащиеся волной на плечи. Грудь и бедра такие, что стыдно долго смотреть, но и глаз отвесть нельзя.

— Пойдем, — негромко сказал Владимир, беря Марию за руку. — Народ уже давно гуляет.

Она медленно покачала головой, намереваясь отказаться, но в этот миг со стороны леса, со стороны золотисто-розовых закатных облаков, застывших над ним, налетел ветер — странный, необычный ветер — и внутри у Марии что-то переменилось.

— Подожди меня. Я пойду переодену платье, — сказала она и скрылась в доме.

Владимир вздохнул и сел на ступеньку крыльца. Неспеша достал из кармана растрепанную пачку папирос, закурил. Он думал о себе и о Марии.

Владимир знал историю ее жизни. Знал потому, что родился и жил с нею в одном селе, потому что любил давно. Так давно, что когда начинал вспоминать, ему казалось, что чувство это было с ним всегда, что он родился с любовью к Марии. Пять лет назад Мария уехала в город учиться на артистку. Особое отношение окружающих, легкость, с которой ей давалось все в жизни с тех пор, как расцвела ее чудная красота, родили у нее убежденность в необыкновенности своей судьбы, в обязательности удачи и счастья.

Что было в городе, он тоже знал. Чего только не было! Все было…

Ах эта память! Болезнь души…

Марию спасла смерть отца. Мать осталась одна с тремя младшими детьми, и Марии пришлось вернуться домой и пойти работать дояркой на совхозную ферму.

За год она пришла в себя, но ни захотеть, ни даже заставить себя поверить во что-то хорошее в будущем не могла. Даже любовь и пятилетняя верность Владимира не могли переубедить Марию.

Было и другое. У сплетни и зависти, как у крота, своя скрытая дорога. Красота Марии не давала покоя всем: мужчин бесили ее безразличие и холодная неприступность. Женщины были злы на мужчин за то, что они, не имея сил скрыть своего восхищения, пожирали глазами ее стройную фигуру, чудесное лицо, ловили каждое движение. Но других мужчин у них не было, и они переносили свою злобу на Марию. Злость окрыляла их ложь, и теперь выходило, будто Мария была проституткой, воровкой, бог знает кем еще, а нынче то ли скрывалась в деревне от властей, то ли была выслана за свои неприглядные дела.

Владимиру тоже немало перепадало из этой помойной лохани, но он держался стойко. Мария уехала в город, не оставив ему даже надежды, но он любил ее; она осталась одна, но тогда уже не верила, что он может еще ждать ее, потому что не верила уже ни во что, но он ждал ее. И теперь, когда Мария тоже любила Владимира, обстоятельства снова были против них. Она понимала, что не может бросить мать одну с тремя детьми и уехать из деревни, а здесь ее счастье с Владимиром было невозможно. Остаться с ним в селе, значило обречь его на бесконечные издевки, на вечную боль незаживающей раны. Да и сама она никогда не смогла бы после всего чувствовать себя человеком тут — дома.

И имела ли она вообще право выходить за него замуж?..

Обо всем этом думала Мария и не находила ответа. Что-то должно было обязательно произойти, какое-нибудь чудо, которое поможет им обоим освободиться от невидимых пут, стать счастливыми и свободными.

Мария вышла на крыльцо. Она была так хороша, что у Владимира заныло сердце. В белом платье она казалась ему гордой прекрасной птицей… с подрезанными крыльями. Он вспомнил слова учителя математики. Тот сидел возле «чайной» и его болтало из стороны в сторону, потому что он был совершенно пьян. Завидев Марию и Владимира, проходивших мимо, учитель долго глядел на них. В глазах его стояли тоска и пьяные слезы. Он бормотал: «Скитанья златокудрой любви… скитанья златокудрой любви…»

Владимир не понял его: почему златокудрой? Но сердцем почувствовал — это правда, это красиво и больно.

Он взял Марию под руку, и они пошли к реке на поляну.

Ветер шелестел листьями, нес прохладу и сырой запах леса. Было ли в нем что-то еще, спросила себя Мария. На мгновенье туманный занавес отдернулся, и она увидела: покрытый волнистой шерстью Золотой медведь стоял у обрушенной, заросшей зеленью ограды старой помещичьей усадьбы. Он поднял морду, и острие его рога и изумрудные глаза блеснули зеленым золотом. Мария сжала руку Владимира.

— Ты не чувствуешь… что-то необычное… Владимир потянул носом.

— Да, ветер переменился, с фермы несет. А у Сенцовых картошку жарят.

Мария взглянула на него с удивлением, затем расхохоталась. Владимир сконфуженно наморщил нос

— Ты прав, конечно, — весело сказала Мария, — но я подумала на мгновенье…

— Что это золотой медведь?

— А вдруг он на самом деле есть?! Владимир пожал плечами.

— Интересно было бы поглядеть. Но кто поверит, когда в школе про электричество учат, про атомы, про тысячи звезд… про все такое…

— А ему это не мешает, он в лесу живет, — ответила Мария словами деда Зиновия.

— Манька! А ты куда собралась?! — словно выстрел раздался из-за забора Сенцовых визгливый женский голос. — Спугнешь медведя-то! Девкам счастья не наколдует! Иди домой!

Женщина взахлеб зло расхохоталась. За ней следом загоготал муж.

Мария вздрогнула, затравленно оглянулась и крепче сжала локоть Владимира.

Они вышли на поляну. Редкие фонари разбежались полукружьем, освещая ее со стороны деревни. Далее под горой текла невидимая сейчас река. За ней в темноте угольной громадой стоял лес.