Андрей Толкачев - Галактика 1995 № 3

— Христиан! Что случилось? Встаньте с пола. Вы каждую ночь поднимаете крик. Опять ведьма?

«Боже! Какое знакомое лицо!» — подумал Христиан, когда санитарка подняла лампу к лицу.

Она продолжала его успокаивать, поднимая упавшие на пол простыни:

— …Окна закрыты, двери на улицу заперты, в коридоре никого нет, кроме меня… Вас ведь собираются выписывать. Доктор говорит, что Ваш рассудок здоров…

После этих слов она улыбнулась лисьей улыбкой и ушла.

Когда за окном рассвело, Христиан разглядел на груди кровяные контуры недорисованного символа: три извивающиеся звездные конечности.

«Я узнал тебя… пропавшая Берта. Ты напрасно прячешься под маской сестры. Твоя сестра меня любила, и страсть к смерти, которая может в ней рождалась, погубила ее, но меня прошла стороной.

Что ты хочешь от меня, Берта? Или мстишь за сестру? Ведь ей я позволил бы все, но не тебе. Уйди от меня прочь…»

Утром за ним пришла другая санитарка и повела его к доктору. Его приветствовали гуляющие душевнобольные. Христиан не упустил никого: кому скорчил гримасу, кому покачал головой, кому кинул ободряющие слова.

— Вам не кажется странной? — обратился Христиан к санитарке.

— Что-что? — переспросила она.

— Морская звезда, всплывшая на рассвете, — произнес он довольным тоном.

В окнах коридора, за толстым решетками, показался сад. В нем зацвели яблони. Глаза Христиана погрустнели. Он принялся разглаживать на голове непослушные седые локоны волос.

Доктор уже ждал Христиана в своем кабинете.

— Минувшей ночью в дверь клиники постучал один посетитель. Ему открыли, несмотря на его поздний визит. Он отказался представиться. Я уже не беру в расчет его странный вид.

Конечно, бывает, нас посещают бывшие пациенты, которые не совсем выздоровели или заскучали по оказанному им здесь теплу. Но этот, судя по всему, у нас не лечился. Во всяком случае, за время своей практики я его припомнить не могу.

Он пожелал встречи с Вами. Мы отказали, естественно. Посетитель не возмутился, что делает ему честь. Он передал письмо и попросил сообщить Вам на словах: Ваше настоящее имя — Христиан фон Зольбах. Вы единственный прямой наследник покойного графа Генриха. О чем, быть может, не догадываетесь.

Доктор протянул Христиану письмо. В нем говорилось:

«Любезнейший граф Христиан фон Зольбах.

Ваша мать, урожденная Генриетта фон Зольбах погибла в 1853 году при невыясненных обстоятельствах. Перед этой страшной трагедией Вас увезли шести лет от роду в город, на воспитание дальних родственников. Вас считали карликом, из-за того, что Вы медленно росли. Граф побоялся оставить Вас в доме. Именно его обвиняли потом в смерти Вашей матушки. Ее прах покоится теперь в склепе, на кладбище Ангелов.

Я сообщил Вам то, что уже тогда Вы узнали и поспешили на встречу с отцом и на могилу матери. Вашу лодку перевернуло штормом. Вы чудом уцелели, но пережитый шок не дал Вам вспомнить то, что Вы знали…»

Христиан отвел глаза от письма и задумался:

«Значит, я рыл драгоценности, кощунственно потревожив прах моей матери. Ее бродивший дух в облачении старухи не позволял мне служить Сатане, и потому я не нашел эти камни. Но почему Юнна шептала: „старуха“ и остерегалась ее призрака? Ведь Юнна также спасала меня от нечисти, сама едва не покоряясь Сатане. Я полюбил ее. Я бы отдал все, чтобы в час своей смерти вновь испытать ту любовь, перемешанную с ужасами. Я обожал эту девушку, рассыпавшую звезды и цветы. Я клянусь, мне завидовал Дьявол…»

— Христиан! Да придите же в себя. Вы дочитали письмо?

Доктор стоял перед ним и тряс его за плечи. Дальше Христиан стал читать вслух:

— …Теперь, дорогой Христиан, я приближаюсь к цели своего письма. Я спешу облегчить Ваши воспоминания. Вам надлежит прибыть на остров и приступить к делам. Сопровождающие прибудут за Вами.

На острове Вас ждет Ваша возлюбленная. Она не умирала, как это могло Вам показаться. Да-да, она жива. Она выжила благодаря Вашей любви и доброму сердцу.

Человек, познавший любовь на пороге ужаса бесовского, достоин многого. Однажды, Вы, даже будучи без сознания, при ее приближении протянули к ней руки и Ваше лицо оживилось…

На этой фразе Христиан выронил письмо из рук. Он вспомнил все, что с ним произошло, до малейших деталей. Последние сомнения развеялись. Ведьма себя проявила. И он, сам того не ведая, служил ей сердцем…

Доктор поспешил нарушить затянувшееся молчание:

— У Вас появился хороший повод к скорейшему выздоровлению. Ваша возлюбленная вернулась к жизни ради Вас. Что может быть прекраснее? Вы счастливейший из смертных, граф. Поздравляю.

К пяти утра ночной дождь кончился, с ним прервался и мой сон, чуть более спокойный, чем месяц назад, но все еще не принесший желанного полного отдыха. Минутная стрелка часов успела обежать половину циферблата, прежде, чем я подошел к окну, чтобы сделать то, что за последние месяцы стало почти ритуалом. Мои руки лежали на подоконнике открытого окна, за которым был сад. За его низкой оградой начиналась Конкорд-стрит, одна из окраинных улиц Спрингфилда, штат Массачусетс. Взгляд теперь приковывало Солнце, восходившее из-за аккуратных деревьев Восточного парка. Подобно жрецу майя на заре цивилизации, я встречал свое светило, и не мог отвести глаз. Оно всходило из Атлантики, этого древнего Моря Мрака, чей давящий рокот я ощущал даже здесь, за сто миль от его первых волн и пляжей.

Через час в дом придет миссис Мак-Колин, чтобы приготовить завтрак и начать потом свою обычную уборку. К тому времени Солнце взойдет, и я буду уже в кабинете, где за столом, полным бумаг, стану долго и мучительно сидеть с потухшими от прошлого глазами, прежде чем напишу первый знак на чистом листе. Служанка поставит поднос и уйдет, бросив на прощание косой взгляд, и вечером поделится с такими же пожилыми миссис своими наблюдениями над «странным полусумасшедшим англичанином».

Да, именно таким, странным и полусумасшедшим, выгляжу я в глазах обывателей Спрингфилда, британский аристократ по крови, ученый по призванию. Впрочем, эти факты биографии обыватели не знают. Так кто я же я на самом деле?

Быть может, сам Господь избрал меня для того, чтобы донести до мира весть о приближающейся каре за самодовольство, ложную философию и всеобщий декаданс. Но нет, я не мессия и не проповедник, а просто человек, раздавленный носимым в себе знанием.

Мое имя Герберт О'Нейл. Далекие предки мои покинули Ирландию еще во времена Столетней войны с Францией, чтобы, вступив в армию короля английского, попытать счастья в других землях. Позже, получив в награду феод, они обосновались в Англии, близ города Бристоля.