Дин Кунц - Улица Теней, 77

— Я не шериф, — Бейли взял пистолет Дайма.

— Шериф, бывший морпех, все равно кто. Я знаю, ты кто-то. Я, конечно, безумен, но не сбит с толку. Просто хочу сдаться властям, чтобы меня отправили в закрытую клинику-санаторий. Штату я не буду в тягость. Средства у меня есть. Но я не хочу больше думать. Я в этом не силен.

Бейли протянул «беретту» Тому Трэну, который, похоже, умел пользоваться оружием.

— И что это значит? — спросил Бейли Свидетеля.

— Я даже не знал, что он здесь.

Микки Дайм улыбнулся и кивнул.

— Я пришел по доброй воле. Я совершенно безумен. Я вижу то, чего быть никак не может.

Бейли вытащил обойму из конфискованного пистолета, убедился, что она полная, вернул в рукоятку.

Посмотрел на часы.

Уинни

Чудовище спустилось со стены, поднялось на ноги, постояло среди скелетов, как показалось Уинни, весело глядя на него. Но потом он решил, что веселье чуждо этому монстру, начисто лишенному эмоций и способному разве что на ярость.

В кино в такие моменты звезда обычно говорила что-то вроде: «Иди сюда, порадуй меня» или «Чего стоишь, говнюк, ад тебя заждался» . Но Уинни не мог найти хлесткую реплику, потому что не был ни звездой, ни героем. Он хотел лишь одного — поступить правильно, не избрать легкий путь, сделать все, как надо, и не ради славы, потому что в смерти никакой славы быть не могло. Вся слава доставалась кинозвездам и певцам в жанре кантри, а такая слава не стоила и плевка. Он хотел не опозориться, не струсить, показать, что он даже лучше, чем сам о себе думал.

— Айрис!

— Уинни!

Он оглянулся и увидел миссис Сайкс с фонарем, свою маму с пистолетом, и несказанно обрадовался.

Чудовище зашипело.

Доктор Кирби Игнис

Если он не ошибся насчет того, что обдумывала Гея и к какому решению пришла, когда в здешней природе все застыло, тогда по всему выходило, что он должен побывать в своей квартире. Без объяснений он заявил, что ему надо спуститься на второй этаж, настаивая на том, что Сайлесу и Падмини лучше остаться в квартире сестер Капп. Но они не позволили ему уйти без вооруженного эскорта. И, поскольку он продолжал гнуть свое, пошли вместе с ним.

Когда он переступил порог квартиры «2-Е» и обнаружил, что его квартира здесь, в этом «Пендлтоне», осталась практически такой же, как в 2011 году, сохраненная, несмотря на все изменения, которые претерпели остальные помещения здания, благоговейный трепет, который он ощутил ранее, усилился до такой степени, что у него подкосились ноги.

Вместе со следующими за ним Сайлесом и Падмини Кирби направился на голоса, которые доносились из кухни, где и нашел сидевшего за столом Дайма, стоящего рядом с ним Хокса, Тома Трэна, расположившегося у холодильника и одного из лучших сотрудников своего института, Джейсона Рейнхолта, привалившегося к раковине.

— Джейсон? Как ты оказался в здании во время прыжка?

— Меня здесь не было, доктор Игнис. Я пришел в «Пендлтон» через многие годы после этого события и нахожусь здесь почти полтора десятилетия. Попал сюда после первого Погрома, существенно сократившего численность человечества, и до второго, который не планировался.

Кирби таращился на него, открыв рот, впервые в жизни не желая понимать, что ему говорят, но, увы, прекрасно понимая, о чем речь.

Уинни

Айрис, шаркая ногами, направилась к матери. Какое-то время он стоял один, прежде чем начал пятиться к своей маме, держа карабин с примкнутым к нему штыком перед собой.

Существо приблизилось на несколько шагов, но снова остановилось. Переводило взгляд с одного на другого, вероятно, решая, в каком порядке их всех убить.

— Что это за тварь? — спросила миссис Сайкс.

Уинни ответить не мог, но, как выяснилось, монстр соблаговолил представиться, произнес одно-единственное слово:

— Опустошение.

Бейли Хокс

Падмини и Сайлес входили на кухню, когда Кирби говорил:

— Но, Джейсон, после стольких лет ты выглядишь… так молодо.

— Я больше не пользуюсь этим именем. Я — Свидетель. Я молод, потому что оказался среди первых добровольцев, которым ввели весь спектр биомэмсов. Собственно, я был вашим первенцем.

Кирби провел рукой по лицу молодого человека и восхищенно выдохнул:

— Значит, сработало. Бессмертие достижимо.

— Сработало, — подтвердил Свидетель.

Повернув руки ладонями вверх, Кирби несколько мгновений смотрел на них, словно они крайне его изумляли, словно не принадлежали ему и сделали то, чего он не мог себе и представить. Потом вновь вскинул глаза на Свидетеля.

— Но эта Гея, этот всепланетный разум, как же она…

— Он предпочитает называть себя Одно. В этом мире полов больше нет. Погром начался с намерения уменьшить численность человечества до разумных пределов… чтобы за ним последовала Зачистка, по ходу которой мы избавились бы от инфраструктуры, не требовавшейся поредевшему населению.

— А я? Где я в этом будущем?

— Мертвы. Превращены Опустошением в другое Опустошение. Вы прожили последние дни, став запрограммированной машиной-убийцей.

Приблизившись к столу, обращаясь непосредственно к Кирби Игнису, Падмини Барати спросила:

— Это сделали вы?

Все, кроме Микки Дайма, теперь живущего в собственном мире, в изумлении застыли.

Потом Игнис покачал головой.

— Нет. Я такого не сделал. Не мог сделать, — внезапно он дернулся от пронзившей его мысли. Всмотрелся в Свидетеля. — Норквист?

Вечно молодой мужчина кивнул.

— Ваши теории. Работа всей вашей жизни… его практическое применение.

Игнис начал поворачиваться на месте, переводя взгляд с одного лица на другое. Все, кроме Дайма, смотрели на него.

— Фон Норквист — старший партнер в институте. Блестящий специалист. Взгляды у него спорные… но не до такой степени.

Свидетель обратился к Бейли:

— Миру везло многие столетия. Ученых редко отличает харизма. Но Норквист и невероятно умен, и потрясающе харизматичен. У него была идея фикс — превратить науку в религию… и, пользуясь нашим невежеством, он убедил остальных, таких, как я, поддержать его идею. — Свидетель повернулся к Игнису. — Он стал экстремистом.

Уинни

Уинни не думал, что это существо можно остановить пулями. Не думал, что монстр медлит из-за пистолета, который держала в руках его мама.

И однако монстр не бросился на них, чтобы перебить одного за другим, то есть существовала веская причина, по которой он колебался.

Его мама, однако, верила в пистолет, потому что сказала:

— Осторожно и медленно уходим за меня. Все, — голос звучал спокойно, словно она организовывала экскурсию по музею. — Вы идете к двери, я следом за вами, но держа этого на мушке.