Сергей Михайлов - Охотники за мраком

- Она повторяется, Воин, - мрачно заметил Стюарт.

- Земля еще держится, капитан, - возразил Воин.

- Надолго ли ее хватит, облачник?

- Ненадолго, - тихо отозвался Воин, - но мы будем там прежде, чем силы ее иссякнут, иссякнут окончательно. Последнее слово останется за нами, землянин, клянусь прахом моих предков.

- Слово! Где же то слово, Воин, которое способно уничтожить черную вселенскую плесень, будь она проклята на вечные времена?

- Мы найдем его, капитан, - убежденно произнес Воин. - У нас впереди целая неделя.

- Возьми себя в руки, Крис, - сказал Герцог. - Не все еще потеряно, поверь мне.

Крис Стюарт кивнул. Глаза его вновь вспыхнули твердой решимостью и непреклонной волей.

- Простите мне мою слабость, господа. Мы сделаем то, что велит нам наша совесть. Иного пути у нас нет.

Берт Джервис шумно поднялся со своего кресла.

- Минуточку внимания, друзья мои. Наш собрат по разуму безусловно прав: в сей тяжкий для всех нас час у нас не должно быть тайн друг от друга. А посему я намерен сделать два признания.

Глава сорок вторая

ПРИЗНАНИЕ ИНСПЕКТОРА ДЖЕРВИСА

- Надеюсь, не в любви, - усмехнулся Кнут Ларсен.

- О нет, вам, любезный "викинг", я вряд ли сделаю подобное признание, - с преувеличенной вежливостью парировал инспектор.

- Говори, Берт, - сказал Стюарт.

- Это произошло накануне моей ссылки на Остор. Я как раз закончил расследование убийства Роберта Гамильтона. Никаких прямых улик у меня, конечно, не было, но я был твердо уверен: в смерти сэра Роберта повинен Мрак. Да и что могли дать улики? Мрак к ответу за содеянное не призовешь и на скамью подсудимых не посадишь. И все же я довел дело до конца. Собранные материалы и свое собственное заключение я передал по инстанции наверх, без малейшей, впрочем, надежды на то, что итоги моего расследования найдут отклик у руководства. Но я ошибся. Буквально на следующий день меня вызвал к себе сам Чарльз Крамер. В то время он уже объединял под единым руководством ряд ведомств и департаментов, и потому неожиданный вызов к столь могущественному человеку, минуя целый ряд моих шефов рангом пониже, мало сказать насторожил - испугал меня. Но терять мне было уже нечего: я сделал первый ход. Крамер сделал второй.

Бесстрастно и холодно он заявил, что все это бред и никаких конкретных фактов, подтверждающих мои выводы, у меня нет и быть не может. Формальное расследование было прекращено. Собственно, на иной финал я и не рассчитывал, но его презрительно-оскорбительный тон вверг меня в такую тоску и уныние, что в тот же вечер, вернувшись домой, я, признаюсь честно, напился в дым. В скобкам замечу: Крамер к тому времени на Гавайи еще не перебрался.

Я жил в многоквартирном шестиэтажном доме, где занимал три комнаты на первом этаже. Надвигалась ночь, черная и жуткая, без теней, света фонарей и рекламных огней - именно такими стали на Земле ночи в последнее время. Я не стал зажигать свет, предпочитая накачиваться в темноте. Потом, уже изрядно набравшись, я сунул в магнитофон наугад попавшуюся мне кассету, напялил наушники, завалился на диван, закрыл глаза и... принялся хохотать. Кассета попалась с записями монологов Джека Дэвиса, популярного комика прошлого десятилетия. Когда-то я очень любил слушать этого супергениального шута, а кое-что из его репертуара знал даже наизусть. Он мог рассмешить даже слона, его смех был чем-то вроде божественного дара, излившегося с небес подобно благодати. Это был великий человек, великий и талантливый. В ту злополучную ночь я смог убедиться в этом еще раз. Словом, я хохотал до икоты, до боли в печенке, до спазмов в горле, до удушья.

Не знаю, спиртное ли было тому причиной, или вся эта повседневная мерзость, все это безумие, грязь и пустота вылились вдруг в истерический припадок... не знаю. Я был тогда на грани нервного срыва, но - великолепный Джек Дэвис спас меня. Он прожужжал мне все уши своими идиотскими шутками - а я все хохотал, хохотал, хохотал... Я уже не слышал, как кончилась кассета. Заснул, как убитый.

О, наутро эта метафора обрела зловещий смысл! Весь дом был мертв.

Погибли все жильцы. Все до единого, кроме меня. Признаюсь, тогда я впервые испугался по-настоящему. Нет, не за собственную шкуру, плевать я хотел на нее; мне стало страшно и жутко оттого, что, оказывается, можно вот так, запросто, тихо, бесшумно, незримо взять

- и вычеркнуть всех этих людей из списка живых, а они, эти несчастные... а, да что там говорить... Я понял сразу, чья это работа. И еще понял, что охотились за мной. Произошло то, что должно было произойти, но - какой страшной ценой я остался жив! Тогда мне было не до анализа ночных событий, меня не интересовало, почему я жив, мне нестерпимо хотелось знать, за что погибли они? Вины на мне нет, я знаю, и все же именно я стал невольной причиной их смерти, и никогда теперь себе этого не прощу. Многих из них я знал не один год. По соседству со мной жили трехгодовалые двойняшки, мальчик и девочка... Проклятый Мрак!..

В тот же день я получил официальное назначение на Остор. Думаю, это спасло меня от безумия.

Джервис нервно курил уже третью сигарету. Охотники слушали молча, нахмурив брови и сжав кулаки.

- Сколько раз я потом прокручивал в голове всю цепочку этих событий! - продолжал Джервис, горько усмехаясь. - В ту ночь мне страшно повезло. В первое время я думал, что меня спасло проклятое виски, но потом понял: нет, здесь что-то другое. Теперь я знаю, что.

Это был...

- Смех, - закончил за инспектора Одинокий Воин. - Вас спас смех, инспектор. Только он один.

Горящими глазами Воин в упор смотрел на Джервиса.

- Все верно, Воин, меня спас смех, - кивнул тот. - Вы попали в самую точку.

Герцог вскочил, озаренный внезапной догадкой.

- Черт побери, Воин! Вспомни наш разговор. Неужели, неужели это и есть то самое универсальное оружие? Смех?!

- Смех, землянин. Сам того не ведая, инспектор открыл тайну неуязвимости Мрака. Теперь мы знаем, в чем его слабость и наша сила.

Ты прав, Филипп, это оружие поистине универсально. Ибо каждый носит его в себе.

- Даже ребенок обладает им! - воскликнул Герцог.

- В первую очередь ребенок, - заметил Воин. - Детский смех самый искренний, чистый, светлый, невинный, способный растопить лед любого, даже самого черствого и грубого сердца. Он - истинное олицетворение Любви и Добра, а только Любовь и Добро могут уничтожить Ненависть и Зло.

Стюарт в волнении прошелся по рубке управления.

- Итак, делаем ставку на смех. Это наш единственный шанс.

- Это наш единственный шанс, - повторил Джервис, - хотя сейчас мне, честно говоря, совсем не до смеха.

- Мы ждем второго признания, Берт.

Инспектор бросил на Стюарта быстрый взгляд.

- Да-да, второе признание. Каюсь, сначала я думал скрыть это от вас, но, видит Бог, столь тяжкий груз одному мне нести не под силу.