Владимир Михайлов - Вариант И

Первый:

— Резонный вопрос. Пока могу ответить лишь вот что: по моим наблюдениям, политика своеволия идет, как ни странно, не столько от сознания силы, сколько от стоящей перед властями необходимости подчеркивать, изображать или даже имитировать эту силу для стороннего наблюдателя. Иными словами, как это ни покажется смешным, — от республиканского строя. Власть имущим гораздо легче, когда они эту власть получают, как говорится, по божественному праву. Когда не надо проводить предвыборных кампаний и постоянно скандалить с оппозицией.

И если — предположим на минуту — в России реставрируется монархия — не самодержавная, конечно, а нормальная современная конституционная монархия, — то ожидать с ее стороны агрессивности, я полагаю, не придется. Не будет борьбы лозунгов, поскольку не будет схватки претендентов на высший пост, ее заменит закон о престолонаследии. И если новый монарх поднимет знамя с надписью «Благополучие планеты», то не найдется никого, кто будет способен ему возразить. Вот так это мне представляется.

Сварливый:

— Вы желаете России прямо-таки бесконечного добра: сперва ислам, а потом еще и короля в придачу. Дай Бог ей перенести все это. Можно подумать, что вы сами происходите оттуда!

Первый:

— В какой-то степени. Мои весьма отдаленные предки приехали туда, а через несколько поколений другие предки, менее отдаленные, оттуда уехали. Но я действительно желаю ей только добра. Я вообще никому в мире не желаю зла.

Второй голос:

— И вы полагаете, что все это обойдется без большой крови?

Первый:

— Искренне в это верю и надеюсь".

Наступившее за этим молчание на сей раз действительно обозначало конец если не разговора, то, во всяком случае, записанной его части.

Но я пока так и не знаю — кем были эти люди и каким образом эта запись попала в документы нашей команды. Или — моей бывшей команды.

Отгремело, отмаршировало, отгрохотало гусеницами по брусчатке; откричалось бесконечное «ура!». Парад в честь столетия Победы закончился. Понемногу опустели гостевые трибуны. На площадь стали пускать праздный народ. Люди всяческих служб тоже исчезли из видимости; настала и для них пора перевести дыхание, расслабиться и скорее всего просто выспаться, а перед тем немного позвенеть стеклом. А мы все еще сидели там же, где находились, приветствуя парад — на той же трибуне, близ опустевшего (и изнутри, и снаружи) Мавзолея. Сидели, предаваясь каждый своим мыслям. Сперва молча. Но мысли наши, вероятно, во многом совпадали — и в конце концов мы стали обмениваться — сперва какими-то непроизвольно вырывавшимися словами, а потом и все более осмысленными репликами.

Нас было трое: Наташа, я и каперанг в отставке Седов, он же Изя Липсис.

Он и заговорил первым.

— Флаг, — сказал он, и когда мы в некотором недоумении уставились на него, повторил даже чуть рассерженно: — Ну флаг, разве нет?

— Что — флаг? — спросил я.

— Да невыразительный флаг у России, — пояснил он недовольно. — Таких трехполосых, как зубная паста, в мире полно, и каждый раз надо догадываться, чей это: российский, или, скажем, голландский, или какой-нибудь Словакии или Словении… То, красное, полотнище сразу бросалось в глаза, пока Китай не слямзил и до сих пор пользуется. Нужна предельная броскость — как американский звездно-полосатый или «Юнион Джек» — ни с чем не спутаешь…

— Это, конечно, проблема самая актуальная и злободневная, — сказал я, невольно усмехнувшись. — Подай проект государю. Хотя я и так уже слышал что-то о новом флаге. Вроде бы полосы останутся, но от древка пойдет зеленый равносторонний треугольник. А может, и вернемся к красному, но с золотым орлом по центру…

— И с серпом и молотом в углу, — задумчиво добавила Наташа, еще занятая своими мыслями.

— Скажешь тоже, — откликнулся Изя.

— А почему нет? — возразила она. — Очень подходит. В одном месте чуть убрать, в другом — добавить, и будет прекрасный новый символ.

— Не серп и молот, а также пересекающиеся крест и полумесяц, — тут же представил я новую фигуру. — И в самом деле — почему бы нет? Только не в углу, а выше — над орлом.

Мы одновременно, не сговариваясь, подняли глаза на орла, который венчал собой Спасскую башню. Да и рубиновые звезды в свое время там были не менее выразительными. Как были выразительны и сами те времена.

— В каждой эпохе обязательно отыскивается что-то хорошее, — сказал Изя задумчиво. — Тем более для людей поживших. Вот тебе, генерал, не жалко разве России, которая уходит?

— Опомнись, дружище, — сказал я в ответ. — Куда же это она уходит? Вот она — на своем месте.

Он помотал головой — хотел, видимо, привести какие-то доказательства того, что Россия и в самом деле уходит. Наташа перебила его:

— Подождите пока отпевать, — сказала она. — Вот лучше ты, Витал, объясни нам до конца, а то я, во всяком случае, не понимаю: как ты в итоге догадался, что во главе заговора Долинский? И на кого он в действительности работал? Насколько могу судить, желающих сорвать избрание нынешнего государя было немало?

Я кивнул:

— Да, хватало.

— Не тяни, — сказал мне Изя. — Я тоже хочу понять: что же в конце концов произошло?

— Сыграли свою игру, — ответил я. — Ты, и я, и его императорское величество Александр Четвертый, Искандер аш-Шариф, и многие другие еще… И не по пенальти мы выиграли. Все забивалось с игры.

Я объяснил, что действия Долинского и его людей по устранению претендента были организованы президентской командой. Сторонниками Аргузина, который сам пытался сделаться «народным царем».

— Так что же, они давно заслали Долинского к азороссам? По нашим данным, он был одним из организаторов партии еще тогда, когда ни о каком Искандере и слуху не было. Не думаю, чтобы наши ребята могли так ошибиться.

— Все правильно, — сказал я. — Долинский был в партии с самого начала, и для него важен был не столько царь, сколько воплощение идей евразийства в жизнь.

— Отчего же он… Его что, купили?

— Нет, — сказал я. — Хотя пытались.

— Почему именно его?

— Он был достаточно многим известен по работам. Но мало кто встречался с ним в жизни. На людях он показывался очень редко, круг его общения ограничивался семьей. В остальных он просто не нуждался.

— Ну и что же?

— Тогда в спецслужбах, работавших на президента Аргузина, решили, что раз купить его не удастся, то придется осуществить подмену. Так и сделали. Устроили катастрофу. Долинский с женой и сыном погибли. А в больницу были доставлены уже двойники Долинского и сына. Ну а остальное вы знаете…

— Неужели не нашлось никого, кто бы его узнал? — спросил Изя с изумлением. — В больничном компьютере хранятся данные об индивидуальных особенностях каждого пациента. Трудно было просто сопоставить?