Владимир Михайлов - Вариант И

Странно, но никто из них не удивился моему преображению — или не показал удивления; народ был, впрочем, ко всему привычный. Я отдал общий поклон, подошел к Наталье, которая только сейчас подняла на меня глаза, взял ее руку и поцеловал. Я не хотел говорить ничего, да и не нужно было. Она сжала мои пальцы — крепко, но только на мгновение. И тут же — неожиданно, я полагаю, для всех — уткнулась лицом мне в грудь. Я провел рукой по ее волосам, едва прикасаясь к ним, и обнял за плечи.

Так мы постояли несколько секунд. Все молчали, только Батистов несколько раз тяжело вздохнул. Наталья подняла голову, глаза у нее снова повлажнели. Продолжая обнимать ее за плечи, я дружелюбно улыбнулся — на этот раз персонально Батистову:

— Как поживает Herr Oberst?

Ему не оставалось ничего другого, как ответить в том же духе:

— Привет, привет, спецкор. Хорошо, что пришел. К тебе есть вопросы.

Это меня не смутило: я и так знал, что есть. И ответил:

— У меня тоже.

— Вот и прекрасно. Приезжай все-таки ко мне и поговорим.

От предложенной чести я отказался:

— Жаль, но не получится. Я ведь говорил уже. В ближайшие дни, во всяком случае — никак. Вот разве что после дня "Р"…

То есть после референдума. Но тогда я ему буду на фиг не нужен. И он со мной не согласился:

— Я тебя по-доброму приглашаю. Но могу иначе.

— Можешь, как же, — согласился я. — Но знаешь, кому это не понравится?

Очень не понравится?

— А мне на…

— Акимову, — закончил я.

Генерал Акимов вообще был фигурой странной. Порой казалось, что он — не кто иной, как дослужившийся до больших звезд подпоручик Киже. Слухи ходили всякие. Лет двадцать назад он служил во внешней разведке. Но затем его работа приняла какой-то секретно-дипломатический характер. Он появлялся то тут, то там — преимущественно на Востоке, — когда у России возникали там свои интересы, а возникали они всегда. И было замечено, что всякий раз, когда мнение Акимова по какому-то поводу — о ситуации либо о конкретном человеке — становилось известным и им пренебрегали в России или за ее пределами, обязательно происходило нечто, в результате чего то ли ситуация круто менялась, то ли с человеком что-случалось.

Чаще всего всплывали неблаговидные факты, после чего репутация рушилась раз и навсегда и человеку в пору было идти торговать сигаретами. Чьи-то сверхнадежные банковские счета в мировых финансовых крепостях оказывались вдруг арестованными. В общем, за Акимовым укрепилась слава этакого международного разоблачителя. Наверняка зна чительная часть рассказывавшегося относилась к слухам; но дыма без огня, как известно, не бывает. И поэтому когда кто-то упоминал эту фамилию, к нему всегда внимательно прислушивались.

— …Акимову, — сказал я.

И Батистов задумался. Он наверняка подозревал, что я блефую. Но настаивать на своем не решился. Раздумья его продолжались ровно полминуты.

— Ладно, — сказал он. — Предлагаю компромисс. Мы все сейчас едем на поминки. Будут еще кое-какие люди. У Ольги покойной — тесно, и мы сняли зальчик в центре, на Пресне, в одном из ресторанов. Присоединяйся к нам.

Там и поговорим. Спокойно, без эмоций.

Я перевел взгляд на Наталью. Она кивнула и даже попыталась улыбнуться:

— Правда, поедем. Пожалуйста…

— Согласен, — кивнул я.

— Вот и хорошо. Машина, как я знаю, у тебя своя…

— Ну еще бы не знать, — усмехнулся я.

Кажется, он принял это за похвалу.

— Так что поезжай за нами.

— Идет, — сказал я.

— Наташа, приглашаю в мою машину. Там удобнее, чем в автобусе.

— А я, к сожалению, с вами попрощаюсь. Увы, дела… — Это были первые слова, сказанные Севериным.

Я кивнул и взял Наталью под руку. Она не противилась.

Народу в арендованном зале оказалось не много. Садясь, Наталья показала мне на место рядом с нею; сесть во главе стола она наотрез отказалась.

Батистов поместился рядом со мной — слева. Его ребята сидели напротив.

На другом конце стола поместились в основном какие-то ветераны — наверное, сотоварищи еще покойного генерала, Ольгиного отца. Пили, как полагается, не чокаясь. Стол был богатый. Наталья почти не ела, я тоже.

Очень хотелось сказать ей что-то утешающее, но присутствие этих «друзей» мешало мне.

Постепенно, по мере выпитого, голоса стали громче, даже ребята напротив немного разогрелись. Кто-то, чтобы поднять настроение, даже стал рассказывать старые анекдоты. И тут полковник легко тронул меня за плечо:

— Выйдем покурим?

— Я на минутку, Наташа, — сказал я, не забыв взять свой маленький, прихваченный из машины кейс. Она слабо улыбнулась.

Мы вышли из зала. Я послушно следовал за Батистовым. Ему лучше знать, какие углы здесь не прослушиваются.

— Ну, — начал он. — Какие у тебя вопросы?

— Как с тем стрелком, который хотел на мне потренироваться? Взяли след?

— Ну, — он помедлил, — кое-что есть.

— А если детальнее? Пуля.

— Нашли?

— Пошарили там, где ты принимал грязевую ванну.

— Пылевую, — поправил я. — И что она?

— Деформирована, сам понимаешь. Но пуля обычная. Вид оружия приблизительно предположить можно.

— А место, откуда он стрелял?

— Нашли без труда. Могу сказать: вторым он бы тебя достал. Но его вспугнули. Помешали. Да ведь, наверное, кто-то из твоих сработал?

— Я покачал головой:

— Моих там и близко не было. Да и какие ту у меня могут быть свои?

— Ну-ну, — сказал он, нимало мне не поверив. — Но и не наши тоже.

— А может, это он был ваш?

— Нет, — сказал он твердо, и я поверил. Обычно я без труда угадываю, когда человек врет. — Побеседовать с тобой серьезно мы собирались, да, мы и сейчас этого не исключаем. Но о нейтрализации вопрос не стоял. Не мы, — повторил он. — Однако кроме нас ведь…

Мне показалось, что я его понял. Но решил уточнить.

— Ты хочешь сказать, что в Службе безопасности есть и другие подразделения и это могло быть делом их рук? Он покачал головой:

— Есть, например. Особый отряд. И о нем я знаю не больше твоего.

Интересная информация. Повод для размышлений — только не сейчас.

— И на том спасибо, — сказал я. — Так что же насчет пули?

— А что еще? Совпала она?

— С чем?

— Брось придуриваться, полковник. С той пулей, что убила Ольгу.

— Ага, — сказал он. — Значит, ты все-таки был там. Об этом я и хотел тебя порасспросить.

Я задумчиво посмотрел на него. Он сказал:

— Дело это ведем мы, не Петровка. Так что все останется в узком кругу.

— Ну ладно, — сказал я. — Только сперва скажи: на чьей я стороне, ты знаешь?

— Естественно.

— А сам ты?

Он внимательно досмотрел на меня, как бы стараясь заглянуть в самые потаенные уголки моего мозга. Похоже, это у него не получилось, и он перевел взгляд на мой кейс. Явно предполагал, что наше беседование пишется. И в самом деле он не удержался: