Андрей Плеханов - Особо опасная особь

Лина не чувствовала ни рук, ни ног. Не могла понять положения, в котором находилась, — похоже, ее подвесили в бассейне с теплой жидкостью, придали ее телу нулевую плавучесть, завязали глаза и лишили тем всякой пространственной ориентировки. Невесомость. “Сенсорная депривация” — выплыл откуда-то из глубин памяти непонятного смысла термин.

Она открыла рот и кашлянула. Челюсти слушались ее — это несло малую, но все же значимую надежду. И язык слушался. В горле что-то булькало... Бог с ним, с горлом, попробуем объяснить так, как получится.

— Неу, hеу, — сказала она сиплым голосом чудовища, вынырнувшим из лох-несских глубин. — What the hell is that? I don…t like to sleep at all, enough for me. Untie me, you, pair of ckickenheads!

— Заговорила, — констатировал первый голос. — По-английски балакает. Вы чего-нибудь поняли, Мефодьсвятополкыч?

— Понял, — сказал человек, названный Мефодьсвятополкычем. — Почему ты не поставишь себе английский, Петр? Давно пора.

— Да ну, Мефодьсвятополкыч, некогда все как-то.

— Отлыниваешь? Или брезгуешь?

— Да нет, честно некогда. И некуда ставить — в голове все забито под завязку, надо что-то выгружать, а выгружать нечего, все для дела, все сплошь полезные программы. Английский, говорите?

— Ну да, английский. Так я и сказал.

— Чуть позже. Не хочу, чтоб крыша поехала... Что она там сказала, кстати?

— Говорит, что спать не хочет. И ругается. Отпустите меня, говорит, куриноголовые, умственно неполноценные.

— Кто куриноголовые, мы? — первый голос слегка взъярился. — Скажите ей, что сама она... Коза, да. Так и скажите, Мефодьсвятополкыч.

— Сам скажи. Я по части ругательств не мастер.

— Ладно, сам скажу. Слышь, Лина? Коза ты трехрогая, вот кто! Поняла?

— I am not a goat! — заявила Лина. — You are. I can…t make it out... Smart Guy. Where is Smart Guy?

— Понимает, — удовлетворенно произнес второй голос. — Все понимает.

— Так чего же она по-нашему не говорит?

— Подожди немного, сейчас заговорит. Притуши свет. Оставь только ту лампу.

— Готово.

— Послушайте, Лина, — второй голос раздался совсем рядом, обдал ухо горячим шепотом. — Сейчас я сниму с вас гогглы. Закройте глаза, чтоб не повредить сетчатку. Вы две недели божьего света не видели.

— Don…t even hope, — заявила Лина.

Вот так. Фиг им, мучителям. Она будет делать все по-своему.

— Напрасно, Лина. На вашем месте я бы слушался умных советов...

Чернота поползла вверх и сменилась мучительно ярким светом. Лина невольно зажмурилась. Досчитала до десяти и медленно, насколько это было возможно, размежила веки. Повернуть голову не получилось — мышцы не слушались ее. Опустила глаза вниз и посмотрела на собственные ноги — голые, бледные, облепленные присосками датчиков.

Она все-таки не плавала, всего лишь сидела в кресле. Но чувствительности телу эта информация не прибавила.

— Добрый день, Лина, — сказал обладатель второго голоса. — Мы рады вас видеть. Искренне рады. Приносим извинения за временные неудобства.

Перед Линой стоял мужчина лет пятидесяти — крепкий, пожалуй, даже слегка грузный, одетый в голубой хлопчатобумажный комбинезон. На шее его висел докторский фонендоскоп. Мужик был лысым, в очках. Был... э... как это сказать... не обритым наголо, по-настоящему лысым. В настоящих очках от близорукости.

В очках. Как папа.

В Штатах считалось старомодным носить стекла на носу, но Джозеф Горны делал именно это — неизменно, неуклонно, подчеркивая свое отличие от большинства. Таким вот он был, папа.

— Where is Smart Guy? — повторила Лина.

— Смарт Гай? — переспросил лысый. — Кого вы имеете в виду?

— Ум-мник! — досадуя на спазм гортани, просипела Лина. — Где Умник? Как он? Жив?

Она без малейшего труда заговорила на новом для себя языке. На том самом, на котором говорили эти двое.

— О, глядите, Мефодьсвятополкыч, пробило-таки затыку, — к креслу подошел парень лет двадцати пяти — русый, вихрастый, веснушчатый, тощий и носатый, одетый в такой же голубой костюмчик, что и лысый. — Привет, Лина. Я Петя, будем знакомы — наскоро, без всяких предварительных церемоний. Кстати, кто это — Умник?

— Он привез меня сюда.

— А, Юрка. Точно, я вспомнил, у него в Америке такая кличка была — Смарт Гай.

— Гай? — переспросил лысый.

— Ну да, Гай. Не гей же в конце концов. Кто у нас здесь инглиш знает, Мефодьсвятополкыч, вы или я?

— Где Умник? — перебила их Лина. — Умник. Где?

— Его здесь нет, — сказал Петя.

— Почему? Где он?

— Да ты не волнуйся, он недалеко отсюда, — сказал Петя. — В соседнем крыле. Три дня в реанимации пролежал. Быстро очухался, крепкий мужик. Потом черепушку ему размонтировали, на это еще один день ушел. Уже неделю в реабилитационном парится, воет от тоски и бездействия, в бой рвется, хотя рано ему пока. Тебе, кстати, привет передавал. Приветы и всякие поцелуйчики.

— П-почему я ничего не чувствую?

— Релаксант, — объяснил лысый. — У вас патологические мышечные реакции, Лина. Они проявляются постоянно, в том числе и в бессознательном состоянии. Пришлось ввести расслабляющее средство. Вы ведь не хотите проснуться и обнаружить, что пара костей сломана?

— У меня и так все сломано.

— Уже нет.

— А ребра?

— Вы как новенькая. Все срослось — даже без костных мозолей. Через шесть часов действие релаксанта закончится и вы сможете двигаться как захотите.

— Понятно... Так все-таки где я нахожусь? В какой стране?

— Вы все знаете.

— Вы закачали мне в мозг программу? Установили ваш язык? Это нарушение прав... Мне нужен адвокат. Вы там, наверное, что-нибудь повредили.

— Где — там?

— В голове.

— Успокойтесь, Лина. У вас хорошая голова, нарушений в интеллектуальной сфере нет, место еще для двух десятков таких же программ осталось. И продукт, который мы установили, самого лучшего качества, адаптированный индивидуально для вас. Чего бы вы хотели? Учить наш язык по учебнику? Русский язык очень труден. У вас бы ушло на это года три, не меньше, плюс неистребимый акцент.

— Значит, все-таки Россия? — спросила Лина.

— Да, Россия. Вас что-то не устраивает?

— Все меня не устраивает, — Лине отчаянно захотелось треснуть кулаком по подлокотнику кресла, завопить в полный голос, но все, что позволял ей проклятый релаксант — шипеть, подобно гусыне. — Умник обещал: Европа. Я думала — Франция, Германия, Голландия. Ну, на худой конец, какая-нибудь Чехия или Венгрия. Но Россия... Какая это, к черту, Европа? Тоталитаризм, сплошные запреты, колючая проволока. Попала я, дурочка, как кур в ощип.

— Ого, — тощий парень восторженно показал большой палец. — Уже поговорки наши употребляет. Молодца! А ненормативную лексику вы ей закачали, Мефодьсвятополкыч?

— Инсталляция в полном объеме, со всеми словарями. И сленг, и эта... обсценная, мягко выражаясь, лексика.