Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

— Я видел его дважды, хотя и не имел права, я знаю. Я не должен был… Скажи, он… я имею в виду, единорог, он… как ты думаешь?.. — Однако доктор и сам не знал, о чем хочет спросить, как перед этим не ведал, чего хочет пожелать Реморс Кертли в последующей жизни, и поэтому вопрос снова остался незаконченным.

Еще не рассвело, но в курятнике учителя Праути сонно прокукарекал петух, и уже виднелся грузный силуэт фургона Исаака да Сильвы, приближающегося к докторскому дому. Олферт Даппер поднялся, чтобы принести свои пожитки, но вдруг понял, что Надвигающийся Дождь по-прежнему смотрит на него в упор и глаза индейца изменились — сейчас они были такими же, как в тот миг, когда они вдвоем впервые увидели единорога. Глаза абенаки были широко раскрыты, полны такой сияющей молодостью, какой доктор никогда в них не видел, и так ясны, что было мучительно смотреть в них.

— Больше никогда, — тихо произнес Надвигающийся Дождь, и в его голосе не было печали или чувства утраты, только пронзительная радость. — Никогда не возвращаться, — повторил он звонко, почти нараспев. — Никогда еще раз. Ушел совсем.

А потом он тоже ушел, и вместо него появился Исаак да Сильва, требующий, чтобы доктор вместе со своим барахлом погрузился в фургон немедля, ведь он не думает, что торговец будет стоять тут до утра, рискуя застудить свою прекрасную лошадь.

Весь этот первый день пути Олферт Даппер ехал спиной вперед, беспрестанно крутя в руках потрепанный голландский чепец. Однако уже на следующее утро он аккуратно убрал головной убор миссис Реморс Кертли к себе в карман, уселся рядом с торговцем и обратил взгляд к морю.

Перевел с английского Владимир ИВАНОВ

© Peter S.Beagle. Olfert Dapper's Day. 2012.

Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».

Я был весь покрыт кровью — по большей части своей собственной, чуть меньше — чужой. Я чувствовал себя полностью обессиленным, умирающим от голода, но муки жажды были сильнее всего. Тем не менее я пролежал около двух часов, не выдавая себя ни одним движением. К этому я давно успел привыкнуть. Притворяться мертвым стало для меня второй натурой.

Некоторое время я провел, терпеливо ожидая, пока звуки сражения не затихнут. Покой наступил, когда вечерние тени уже начали удлиняться. Для них тоже пришло время умирать: с наступлением ночи они прекратят свое существование.

Я был счастлив слышать, что сражение еще продолжается. Отчасти потому, что это означало: лагерь, который я выбрал, еще сопротивляется. Но главное — хотя прибрежные районы оставались опасными, я не слишком рисковал нарваться на мародеров.

Существовало две разновидности: одни придерживались некоего подобия порядка — подбирали оружие с боеприпасами, попутно добивая раненых; и другие — кого интересовала исключительно нажива. Они без разбора выгребали из карманов банкноты и личные документы, срывали с мертвецов кольца. Первые тоже иногда так поступали, совмещая приятное с полезным, но это все же было не основное занятие.

Я отодвинул в сторону тело Свена и выпрямился, ощутив новый приступ слабости. Несмотря на то что я был сильно обезвожен, мой лоб тут же покрылся каплями пота. Последнее усилие оказалось особенно изнурительным. Зато теперь я мог достать флягу с водой, которую спрятал поблизости. Это был далеко не первый раз, когда мне приходилось прибегать к такого рода уловкам. Я прекрасно знал, в каком состоянии вернусь к жизни. Сделав два или три глотка, я принял несколько таблеток глюкозы. Несмотря на то что надо было спешить, я еще немного повременил, пока по всему телу не прокатилась волна благословенного тепла. Снова пара глотков воды и несколько таблеток.

Меньше чем в метре от себя я видел лицо Свена. Можно было подумать, что он улыбается. Его грудь представляла собой бесформенные кровавые лохмотья — в него попало бессчетное количество пуль. Должно быть, он не успел ничего почувствовать. Славный парень — он, как и немало других, пришел сюда из чистого идеализма. Бедный Свен, он и в самом деле мертв.

Я должен его забыть, как забыл многих других, которые были до него. Нет, не полностью — отложить в уголок сознания, где память о них не будет меня тревожить. Продолжая напряженно прислушиваться, я встал и подобрал валяющийся рядом пистолет-автомат. Его владелец лежал в трех шагах, к его поясу было прицеплено еще три полных рожка. Я подобрал их все, едва не падая от усталости.

В этот раз я едва не зашел слишком далеко. Возможно, однажды я все же доиграюсь, но в сущности это ничего не изменит. Я буду чересчур слаб, чтобы скрыться, и когда-нибудь меня схватят.

Мы три дня удерживали эту сторону скалистого холма. Ситуация с самого начала казалась совершенно безнадежной, лишь чувство долга поддерживало в нас силы. Мы заблокировали важную дорогу, чтобы дать время дивизиям отступить в полном порядке, перегруппироваться и, возможно, в несколько дней одержать решительную победу.

Мы все добровольцы. Среди тридцати женщин и мужчин не оказалось ни одного труса и дезертира. И ни одного выжившего… кроме меня.

Я прекрасно знал эти места, но все равно ориентироваться в темноте трудновато. Семь домов деревушки теперь представляли собой беспорядочную кучу развалин, из которых кое-где торчали куски стен, подобно руке утопающего, тянущейся из бурного моря в последнем безмолвном крике о помощи.

Я повернул на запад, туда, где небо еще слабо светилось красным. Большая дорога проходила на востоке, вдалеке раздавалось урчание моторов. Нашей группы больше не существовало, и сдерживать наступление противника теперь некому. Вражеские войска устремились вслед за нашими отступающими дивизиями.

Я пришел туда, где под корнями большого дерева спрятал узелок. От дерева остался лишь сломанный, наполовину обгоревший пень, но узелок был на месте. Тоже, между прочим, результат моего громадного жизненного опыта.

Открыв банку говядины, я в один присест опустошил ее. Теплой эту гадость еще можно заглатывать, а вот в холодном виде она становится просто омерзительной. Но самое главное — там было много протеина и липидов, которые сейчас так необходимы моему телу. Допив воду из фляги, я наполнил ее из ручья, протекавшего у подножия холма.

Я оглянулся, чтобы сказать последнее «прости» Свену, Карлу, Светлане и другим, кто оказался моими спутниками в этой жизни. Предстояло найти себе другое имя, придумать другое прошлое… Я снова отправился в путь.

Я все еще чувствовал себя слабым. Мне бы следовало съесть что-нибудь, как следует выспаться, но здесь, рядом с полем сражения, оставаться нельзя. К утру появятся мародеры обеих разновидностей, не стоит привлекать их внимание.