Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Темно. Безуспешно пошарив по стене в поисках выключателя, я плюнула и пошла по коридору на ощупь. Отсвет огней Арройо, проникавший сквозь огромные окна кайлеровского кабинета, лежал поперек ковра.

У Кайлера было алиби. У Стоффера — три. Салли сказала, что Трухио все утро провисела на телефоне. На телефоне, ни с кем не разговаривая. Просто сидя за столом.

Оказавшись в кабинете Трухио, я чуть не споткнулась, пораженная внезапной догадкой. Дева-Бабочка все еще стояла в углу, мерцая в глубине темной комнаты. Почему меня раньше не удивил тот факт, что Трухио поместила голограмму позади стола, где она не могла бы любоваться ею? Нащупав проектор, я отыскала кнопку, нажала и отошла в сторону.

Дева-Бабочка исчезла. Вместо нее возникла сидящая в голографическом кресле и болтающая по голографическому телефону Эмили Трухио в своем прелестном кремовом костюме.

— Боже правый!

Я застыла, обдумывая свое открытие. Я знала только, что Трухио убила своего очень близкого друга и что мне необходимо найти ее. Я бросилась прочь из деловой зоны, сбежала по эскалатору в казино, но ее, разумеется, нигде не было видно.

Я помчалась в театр, намереваясь застать там Чейза. Метрдотель впустил меня, и я остановилась у входа в зал, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, чтобы не разбить себе лицо, споткнувшись на ступеньках.

Сцена была еле освещена. Хейнс в одиночестве стоял на коленях перед голографическим огнем, низким громким голосом монотонно выводя ритуальную песнь без аккомпанемента. Боковым зрением я уловила какое-то еле заметное движение справа от себя; приглядевшись, я различила бледную тень, крадущуюся вдоль прохода, и холодок пробежал у меня по спине. Я пошла следом.

Хейнс пел все громче, размахивая руками над костром, словно производя магические пассы. Какой-то темный силуэт вырос между мной и бледным пятном, которое я преследовала. Внутри у меня что-то неприятно екнуло, и я заторопилась к ним обоим, хватаясь за спинки стульев и чьи-то плечи, шепча: «Простите, простите» — и стараясь при этом не сводить глаз со сцены.

Хейнс потянулся к фальшивому огню, вытащил простую некрашеную трещотку, которую я видела у реквизитора, и поднял ее над головой. В то же мгновение белая рука, поднявшись, заслонила Хейнса, и я отчетливо увидела, что то была рука Эмили Трухио, держащая пистолет. Но темная тень между нами закрыла ее от меня.

Я закричала «Нет!», но раздался выстрел, и все вокруг превратилось в сущий ад. Пробежав последние несколько футов, отделявших меня от Трухио, я ободрала обо что-то подбородок и выругалась, увидев, как темная тень, съежившись, оседает. Пистолет выстрелил еще раз, меня ослепило вспышкой, и театр взорвался истошными криками. Над всем этим шумом царил голос Бенджамина Хейнса, который вопил, как лунатик, из всех театральных динамиков.

Парни из Квантико, где я проходила подготовку, могут мной гордиться. Не столько разглядев, сколько почувствовав Трухио, я повалила ее на пол и выхватила пистолет.

В зале зажегся свет. На полу рядом с нами лежал окровавленный Чейз с очень удивленным видом. Я посмотрела вниз на Трухио и едва удержалась, чтобы не дать ей пощечину. Ее черные глаза сузились в щелочки — словно треугольные глаза качина — потом она закрыла их. Она никогда не сдавалась, даже в этот момент.

Ее обвинили в преднамеренном убийстве и нападении с применением огнестрельного оружия. Она не ранила Хейнса, и я до сих пор считаю, что она и не собиралась этого делать. Вторым выстрелом она разнесла в щепки трещотку, которую дядюшка Джо Вигил — самый старый и выживший из ума человек в пуэбло Сандия — дал Алану Малоуну.

Мондо рассказал мне, что это была церемониальная трещотка, и ни один белый человек не должен был ее видеть, не говоря уже о том, чтобы вывозить ее из пуэбло. Но Алан Малоун был профессиональный чаровник, он зарабатывал тем, что заставлял людей любить себя. Ему удалось одурачить даже Эмили Трухио. Она привезла его в Сандию и, несомненно, чувствовала себя ответственной за то, что он увез трещотку. Интересно, что он сказал, когда она потребовала вернуть ее? Понимал ли он, что эта вещь означает для нее и ее людей?

Я присутствовала на процессе, в котором не было ничего примечательного, но Чейзу я пообещала представить полный отчет. Он несколько дней провалялся в больнице, и, возможно, другой начинающийся агент возмутился бы, если бы его стали гонять за шоколадным мороженым и марципанами, но я за эти дни кое-что поняла. Из всех масок, с которыми я столкнулась в Арройо де Оро, маска Чейза была самой прозрачной, если только потрудиться и напрячь зрение. Его маска была создана застенчивостью, и прятала она чудесного человека.

Во время суда я сидела на заднем ряду, и Трухио не видела меня, пока ее не повели из зала. Когда она посмотрела на меня, в ее черных глазах было не больше эмоций, чем в треугольных глазницах Девы Голубой Кукурузы. У нее была своя маска. Впрочем, она есть у каждого из нас.

Моя работа состоит в том, чтобы замечать мелкие детали, и, когда она отвернулась, я заметила у нее скорбную морщинку. Может, она скорбела о Малоуне, может, о какой-то более глубокой утрате, а может, и не об одной. Впрочем, чего не было на ее лице, так это сожаления. Она сделала то, что считала необходимым ради установления правильного порядка вещей. Я ушла расстроенная, но удовлетворенная. Я видела тонкую и преданную душу, которая взяла жизнь Алана Малоуна, а затем протянула руку и закрыла ему глаза.

Это рассказ о рассказе, который обошел полный круг.

Несколько лет назад я услышала об антологии, которую редактировал Роджер Желязны, и решила попытаться написать для нее рассказ. Темой антологии были азартные игры, особенно бридж. В те времена индейские игорные заведения в Нью-Мексико ограничивались несколькими залами для лото, и я решила отнести рассказ к недалекому будущему и сделать местом действия казино в индейской резервации Сандия.

Тогда рассказ не получился. В нем было несколько неплохих деталей, но в целом он оказался ужасным, настолько ужасным, что я даже не потрудилась отредактировать его и послать Роджеру.

В этом году мне оказали честь отдать дань памяти Роджеру новым рассказом. Я немедленно вспомнила о той моей неудачной попытке и решила использовать ее. В наши дни в резервации Сандия действительно есть казино, и я решила на этот раз постараться, сохранив удачные эпизоды из того рассказа и вставив их в «Арройо де Оро».

Вот, наконец, тебе рассказ, Роджер. Спасибо за то, что ты был собой.