Александр Казанцев - Спустя тысячелетие

— Но вы оба, подлые лжецы, ответить вдвойне. — И пена выступила на его губах, застряв в бороде.

Изумленный и раздосадованный, Жрец видел, как Майда, которую он когда-то застал в Доме до неба, уводила теперь маленького «предка», который все оборачивался к оставленным папе и маме.

Никитенок с легкостью, присущей его возрасту, привыкал к новой обстановке, к новым молодым маме и папе и толстой бабушке.

Сначала он только хныкал, просился к настоящим маме и папе, почему-то улетевшим, как ему сказали, к другой звездочке.

К вечеру он заснул, а проснувшись, с упреком сказал новой маме:

— Ты не умылась? Вся черная?

Пришлось Эльме принести кувшин с водой, умыть малыша и показать ему, что, умываясь, она останется такой же смуглой.

Тогда он заявил:

— Где звери рогатые-косматые? Хочу посмотреть не на картинке.

Эльма пообещала, что они пойдут погулять, хотя сделать это не решалась, а пока показала в окошко коз, щиплющих синюю траву на бывшей мостовой.

Мальчик спросил:

— А почему у вас окна не круглые?

Эльма не знала, что ответить, не сразу поняв, что малыш привык на корабле к иллюминаторам. Вообще при общении с ним она сразу же была поражена: такой маленький, а уже говорит на древнекнижном языке! И сама поняла всю нелепость подобной мысли. Ведь ничему другому малыша не могли обучить в звездном корабле!

Анд мастерил Никитенку какую-то игрушку из сучьев синих растений.

Эльма скептически наблюдала за ним, заметив:

— Не стоит загружать нас с малышом излишним багажом.

— Багажом? — удивился Анд.

— Тем более что синие растения тонут в воде и такие игрушки окажутся нам в тягость.

Анд вопросительно посмотрел на нее. Он не решался спросить Эльму, что она имеет в виду. Она угадала незаданный вопрос.

— Ты можешь передумать и не быть отцом Никитенку, а я уже не могу.

— Как так «передумать»? — встревожился Анд.

— Это я передумывать не умею. А ты — не знаю.

— Что ты хочешь сказать? — напрямик спросил он.

Она наклонилась к ребенку и, полуобернувшись, посмотрела на Анда снизу вверх:

— Я хочу сказать, что Эльма никогда не станет добычей, напрасно ты здесь делал вид, что это так.

— Ты не добыча, ты — мать этого ребенка!

Эльма усмехнулась:

— Если ты хочешь остаться его отцом, тебе придется переплыть вместе с нами реку-кормилицу.

— Ты все-таки хочешь бежать?

— Я никогда не собиралась здесь оставаться. Ты можешь помочь нам в этом. И остаться вместе с нами у вешних.

— Никогда! — невольно вырвалось у Анда.

— Я так и ожидала. Но, по крайней мере, тебе придется покараулить на берегу, чтобы никто не погнался за нами.

Анд был поражен и словами Эльмы, и твердостью, с какой они были сказаны. Совсем некстати он заметил:

— Еще на том берегу я поклялся никогда больше не переплывать реку.

— Что ж, — пожала остренькими плечами Эльма. — Все становится на свои места, как читали мы в книгах. Каждый из нас держит данное им самому себе слово. Мальчик останется со мной на том, недоступном тебе берегу. А ты — на этом, у своих бурундцев с бородами и дубинами. Однако тебе придется подумать не об игрушках для маленького звездного пришельца, а о нем самом. Он еще не умеет плавать.

— Я умею летать, — вдруг вставил Никитенок, жадно слушая непонятный разговор новых папы и мамы на понятном ему языке.

Эльма ласково наклонилась к нему:

— Летать можно только в корабле. А молодой папа сделает тебе кораблик, чтобы с мамой переплыть реку. Там будет очень интересно.

— А «рогатые-мохнатые» там тоже есть?

— Есть, и еще очень добрые дяди и тети.

— Хочу плавать. Только с мамой и папой. С моими, — упрямо заявил малыш.

— Мы и будем твоими, пока старшие мама и папа летают к другой звездочке. А у тебя будет свой кораблик. Вот из таких палочек, — объясняла Никитенку Эльма, показывая на недоделанную игрушку.

— Синие растения тяжелее воды, — мрачно напомнил Анд. — Из них не смастерить плотика.

— Тогда надо украсть плот у вождя. Он увез на нем с нашего берега награбленное. Я видела из окна книгохранилища.

Слово «нашего» больно резануло Анда, и он вместо того, чтобы возмутиться, лишь поправил Эльму:

— Не украсть, а взять…

— Конечно взять! — подхватила Эльма. — На одну ночь. Ты сам вернешься на этом плотике к своим.

— Вернусь я или не вернусь, — раздумчиво произнес Анд, — но разведать, где найти плотик, надо.

— Ты пойдешь сейчас? — с надеждой спросила Эльма.

— Да. Пока светло. Ждите меня.

— Ты думаешь, уже сегодня ночью?.. — с волнением спросила она.

— Не знаю. Может быть, лучше в день суда. Тогда все бурундцы соберутся на площади Синей травы.

— Чтобы поглазеть на ужасную казнь? Нельзя ее допустить! Нельзя! — воскликнула Эльма. — Но как ее предотвратить?

— Пока я разведаю насчет плотика. Узнаю, что слышно о суде.

— Мы будем ждать тебя. А вот и твоя мать вернулась. Хорошо, что не останемся одни.

Майда, тяжело переваливаясь, вошла в дом.

— Ты уходишь? — спросила она Анда. — На улицах очень неспокойно. Трутся всякие.

— Важно, чтобы у вас здесь было спокойно, — ответил ей сын.

Майда улыбнулась Эльме:

— Вот так всегда. Да-да. Такой.

Анд вышел на улицу. Козы сбились к противоположной стороне. У подъезда Анда толпилась ватага подростков, вожаком которых он когда-то считался.

— Кудряш, Кудряш! — бросились они к нему. — Все ждем. Да-да, тебя. Ну как? Вкусно? Полакомился? Да-да, вешнянкой? Давно обещал делиться таким лакомством. Да-да, с нами!

Особенно назойлив был чернявый малец, наглый и пакостный, со сморщенным лицом. Когда Анд стал раздавать тумаки, ему, вертевшемуся рядом, досталось больше всех. Обозленный, он выкрикивал в адрес Анда оскорбления и громче всех кричал о причитающемся всем лакомстве. За это ему досталась дополнительная порция увесистых кулаков Анда-Кудряша. Их понаслышке ценил сам Урун-Бурун.

Подростки разбежались, лишь некоторые потянулись было за Андом до самой реки, но он так пригрозил им, что они отстали и уныло побрели по берегу.

Анд же шел и думал, как омерзительны эти когда-то преданные ему недоросли. Но разве лучше их он сам, Кудряш, обещания которого они теперь вспоминают. Если бы Эльма услышала о них, она с презрением вышвырнула бы его из своей памяти. А он? Может ли он вышвырнуть из собственной памяти Кудряша? Стал ли он полностью другим? Обрел ли нравственность, которая восхищала его в некоторых далеких предках? Кто же они с Эльмой среди современников? Еще два «предка», хоть и не прилетели от чужой звезды? Переродились здесь, среди диких! Анду вдруг стало понятно, почему он одолел всю книжную мудрость в Доме до неба. Очевидно, не из-за стремления стать выше соплеменников, а из желания быть другим человеком, не похожим на них. А если он уже чужой среди дикарей, то может ли спокойно переправить через реку Эльму вместе с чужепланетным ребенком? Не обязан ли он вырастить его настоящим человеком, а не дикарем?