Александр Казанцев - Спустя тысячелетие

С недоверием открыл он Анду дверь на стук.

Анд свалил тело чернявого на пол и протянул палачу острый нож.

— Вернуть нож. Да-да Гнидду. Вернуть жизнь. Да-да Гнидду, — забормотал маленький «отец-свежеватель».

— Грозить ножом ребенку. Да-да сын Гнидда, Гнидд. Желать женщину. Да-да сын-Гнидд. Ударить кувшином по голове. Да-да, Майда, мать Анда. Сказать все. Да-да, великому вождю.

Тут маленький жрец взмолился. Ничего не надо говорить, а главное — надо вернуть священные ножны. А он будет молчать и сам займется сыном, если тот выживет.

С этим Анд и оставил двух негодяев. Но он содрогнулся бы, если бы узнал, что произошло в доме жреца-палача, которому предстояло снять кожу с «преступных предков». Даже Анд с трудом поверил бы, что Гнидд-старший, убедившись в безнадежном состоянии сына, чтобы набить себе руку, сам сдерет с полуживого Гнидда кожу. Он занимался этим всю ночь, очень довольный собой. А к утру увидел, что «освежеванный» сын его Гнидд умер.

Он не считал себя виновным в его смерти, оправдываясь тем, что снимает кожу с уже мертвого. Но это было не так.

Ни Анд, никто из бурундцев не узнал об этом.

Для всех Гнидд, сын Гнидда, был убит в драке. Дело для бурундцев обычное, даже славное! Убивали же друг друга их цивилизованные предки, просто не поладив между собой, не считаясь с тем, какую потерю несут от этого семьи, общество, каких людей теряет человечество, обрекая их на смертельный риск в так называемых поединках.

Маленький жрец-палач Гнидд-старший хвастал перед всеми, какой доблестной смертью пал его сын, и даже постарался, чтобы это дошло до ушей самого Друга Божества.

Жрец воспринял это известие без всякого интереса. Но узнав, что жрец-палач снял кожу с собственного сына, велел передать тому в награду за старание какую-то ценную безделушку, наверное, как и его пурпурное одеяние, украденную из музея на берегу вешних.

И только после этого слух о «подвиге отца» дошел до Анда. Он не стал говорить об этом Эльме и матери, они были заняты обсуждением куда более важных планов.

Под прикрытием грозы ночью того же дня Анд нарушил свою клятву и вошел в воду, чтобы переплыть реку.

Удача сопутствовала клятвопреступнику, хотя, словно в гневе, разверзлись над ним небеса. Ливень надежно укрыл его в ночной темноте. Ловкой крысой прошмыгнул он по своему берегу в промежутке между двумя вспышками «верхнего огня». Яркие ломаные стрелы ударяли, видимо, в дома на противоположном берегу, а уж потом оттуда докатывались громовые раскаты, будто грохот рухнувших стен.

Казалось, внезапно возникшая река ринулась сверху, стремясь слиться с рекой-кормилицей.

Плыть приходилось не по ее поверхности, а под водой.

Открытые глаза на опущенном в воду лице юноши ничего не видели в глубине. Как, впрочем, и снаружи, при повороте головы для вдоха.

Лишь на миг вспыхивали тогда неровные силуэты города, напоминая оскал некоего огнепожирающего чудовища с редко посаженными клыками. Мгновенное сверкание их раскаленных добела краев еще больше подчеркивало сгущавшийся потом мрак.

Ослепительные вспышки помогли двум бородатым богатырям заметить плывущего. Их вождь Весна Вешняя ждала повторного набега бурундцев и выставила дозорных.

Они верно рассчитали, в каком месте вражеский лазутчик выйдет на сушу. И едва он ступил на берег, накинулись на юношу с двух сторон, заломив ему назад мокрые мускулистые руки.

— Нет-нет лазутчику! — сказали они и поволокли пленника по темной, но знакомой ему улице.

Козы разбежались от дождя. Неполная луна выглядывала из-за быстро летящих, задевающих верхушки домов туч. Призрачный свет от нее то исчезал, то появлялся в свежих лужах между темно-синими или даже черными островками проросшей травы.

После грозы дышалось удивительно легко. Дозорные дивились, что пленный не вырывается, произнеся при захвате одну только фразу:

— Весну — вождя вешних! Да-да, Анду Буру.

— Вождь-Весна быстро-быстро. Нет-нет лазутчику! — зловеще пообещал один из богатырей, а другой хохотнул, дав Анду тумака в спину.

Анд ничего не ответил.

Вождя-Весну, несмотря на глубокую ночь, подняли с постели, как она и приказала в случае опасности нового набега.

Анда ввели в ту самую комнату, куда он проник однажды через окно, услышав плач раненой девочки. И встретил там Весну-сестру…

Огней ночью никто не зажигал — не было горючих материалов. Скупой свет ущербной луны временами неясно освещал часть стены.

На фоне белого «камина» для неразумного сжигания былых растений стояла высокая женщина с распущенными волосами — в лунном свете они казались серебряными. Черты ее лица Анд не мог рассмотреть, но что-то неуловимо знакомое почудилось ему в грозно сведенных бровях.

Рядом появилась другая, статная, похожая на первую, женская фигура. Анд скорее догадался, чем узнал Весну-сестру, старшую дочь вождя.

Она тоже узнала Анда, видимо хорошо видя в темноте. И что-то шепнула матери.

— Когда снова набег? Да-да, бурундцев? — низким голосом властно спросила Весна-вождь.

Пойманный «лазутчик» ответил, что бурундцы не готовят набега. Но вешним следует самим сделать набег на бурундцев. Для того он и приплыл с того берега.

— Ложь труслива и глупа! Да-да, лазутчику! Миновать казнь. Нет-нет, врагу! — с яростным возмущением оборвала Весна-вождь.

Старшая дочь снова что-то шепнула матери.

— Где вешнянка Эльма, которую ты мог найти в Доме до неба? — теперь уже на знакомом ей, очевидно, древнекнижном языке спросила Весна-вождь.

— Мы вместе спаслись. Она невредима и осталась на том берегу с ребенком.

— Замкни свою лживую пасть, лазутчик! Научись хотя бы врать! — снова вспылила Весна-вождь. — Казнь лазутчику, вступившему на наш берег! Казнь лгуну, нагло лгущему матери в расчете выкрутиться! — в запале продолжала она. — За призыв вешних к набегу у нас — смерть!

Она была разгневана, но тверда и холодна, как камень камина, освещенного луной. И этой твердостью она снова напомнила Анду свою младшую дочь.

— А как раненая девочка, которую мы перевязывали с Весной-сестрой? — осмелился спросить Анд.

Весна-сестра грустно ответила:

— Наша названая сестренка все же умерла… от руки налетчиков.

Анд повесил голову.

— Теперь смерть! Да-да лазутчику! — крикнула уже для стражей Весна-мать, с ненавистью смотря на пленника.

— Бояться смерти. Нет-нет Анд, — сказал тот, чтобы его могли понять все. — Пусть скажет так суд!

Да-да старейшин! — и с необоснованной настойчивостью добавил: — Старейшинам сказать важное. Да-да, Анд-Бур!