Галина Долгая - Грани кристалла

Тот вздохнул тяжело, глядя то на мать, то на дочь.

— А как мне было объяснять ваше исчезновение? Сказать, что улетели с инопланетянином? Я всем, кто видел, дал понять, что им не поверят, а того хуже — в дурдом отправят. А Ленке рассказал сначала все, как есть, потом опомнился, сказал, что пропали. Лена решила, что у меня было помутнение рассудка, временное, от стресса. Договорились никому об этом не рассказывать. Я подал в розыск. Сначала Ленка дергалась на каждый звонок. Потом, год за годом, вроде как привыкла. Я думал, успокоилась, а она… — Миша потер затылок, — она стала ходить на могилу отца. Пашка с ней сейчас ходит, боится одну оставлять. Она там всегда свечки ставит — по одной деду с бабкой и три на могилку отца. Ставит, сидит, молчит. А так, вроде нормальная…

— Ужас… — Люда отвернулась к окну.

На стекле, как в темном зеркале отразилось ее лицо. Былой игривости, как и радости от встречи, и следа не осталось.

Дальше ехали молча, пока Паша не остановил машину.

— Слушайте, я понимаю, конечно, но дальше что делать?

— Ко мне поехали, — тихо сказала Люда, продолжая смотреть в окно, на освещенные улицы города, узнавая их и не узнавая одновременно.

Там, где раньше были пустыри, теперь небо подпирали высотки. Много домов, много машин, много людей…

— Пап, как туда ехать, я не помню, — Паша взглянул на отца через зеркало в салоне машины.

— Сейчас прямо, до Навои, потом направо, — Люда привычно объяснила, как много лет назад объясняла таксистам.

— Пока прямо, — подтвердил Миша. — Людочка, тут такое дело… того дома уже нет, дочка. Его снесли. Там весь квартал снесли. Построили новые здания — административные, посадили елки. Жителей расселили на Юнус-Абаде в старом фонде. Я выбил квартиру в новом доме, доплатил немного. Но мы в ней не живем, вон, Пашка женится, будет ему жилье.

Пока Люда переваривала сказанное, Ира, волнуясь, спросила:

— А моя квартира?

— Твоя существует, — Миша сделал попытку пошутить, даже улыбнулся. — Но мы ее сдаем. Вещи, твои личные, вывезли к Людочке. Там мебель оставили, посуду, холодильник…

— А мои книги, наши с Пашей артефакты?

— Все сохранили, все! Не волнуйся, мам. И твои, дочка, все сложили и вывезли. Да сами посмотрите, разберетесь. Паш, здесь сворачивай направо.

Через двадцать минут машина остановилась перед подъездом девятиэтажки.

— Как и там, на самой верхотуре, небось? — поинтересовалась Люда.

— Да, ниже денег не хватило.

Поднялись на лифте. Миша достал связку ключей, нашел нужный. Замок щелкнул пару раз и дверь отворилась.

— Заходите, располагайтесь, — Миша включил свет, — правда тут…

— Успокойся, сынок, — Ира взяла его за руку, — все хорошо.

Милан наблюдал за людьми и не переставал удивляться: сколько сил они тратят на пустые переживания! Он тоже умел сопереживать, и его мир чувств был богат. Но люди превзошли в этом все расы! Былое восхищение чувствами людей, которое возникло у него при первом контакте с землянами, когда он волей судьбы стал для всех Павлом Курлясовым, давно улеглось. Теперь Милан видел совсем другое: эмоции забирали у людей силу, энергию. Если бы он не вмешался сегодня, сын Ирины умер бы от эмоций, которые вызвали спазм в сердечной мышце, мгновенно перекрыв кровоток. Прошло столько лет, а люди так и не научились ценить жизнь, не научились умению владеть собой, действовать умом, а не душевным порывом. Он прилетел на Землю, чтобы подтолкнуть ее жителей к прогрессу — к настоящему прогрессу, дающему свободу! Но о каком ментальном развитии может идти речь, если люди не умеют владеть собой?!

Князь устало разглядывал землян, слушая их речь, но не прислушиваясь к смыслу того, о чем они говорили. Суета постепенно улеглась, Миша с сыном уехали домой, подготавливать невестку Ирины к встрече с дочерью. Версия ее появления была проста — нашлась! Детали не имели большого значения. Ира с Людой, проводив родных, принялись разбирать коробки со своими вещами. Ира между делом поглядывала на мужа, устроила ему постель, достав из пластикового пакета одеяла и простыни. Милан ничего не говорил, но Ира и без слов понимала, что муж озадачен всем происходящим, и думы его нелегки. Но то, что ее окружало сейчас, занимало больше, чем грустные глаза мужа. Она доставала свои старые вещи, фотографии, письма, камни, подолгу держала их в руках, поглаживала с таким трепетом, с такой отрешенностью во взгляде, что Милан оставил ее и Люду наедине с их прошлым и лег спать.

Люда поставила зеркало, что стояло на полу прислоненным к стене и едва доходило ей до груди, на подоконник, открыла шкатулку со своими девичьими украшениями, и, примеряя их, с улыбкой разглядывала свое отражение.

— Ба, как тебе Пашка? — неожиданно спросила она, не отрываясь от шкатулки.

— Хороший мальчик, — перечитывая старые открытки, ответила Ира, — только, знаешь, он не нашей породы, — Ира отложила последнюю открытку и развернулась к внучке. — Паша совсем не похож ни на Мишу, ни на меня, даже на тебя. Я его себе другим представляла.

— Он пошел в мамину породу, — Люда фыркнула, — как собаки, прям… Паша похож на маминого папу, моего деда. Ты его помнишь? Такой огромный, с усами, как у казака, глаза глубоко посажены, брови нависают, а нос мясистый такой…

— Помню, перебила Ира. Паша… разве что глаза глубокие, не видно даже какого они цвета…

— Черные!

— Да ну? У Лены вроде светлые глаза, как у тебя…

— Ага, как у меня!

Ира нахмурилась.

— Ты все о том же. Говорила ведь, не подумала тогда.

— Ладно, ба, не обижайся. А вот как завтра мама меня не признает с такими глазами…

— Ой, точно, — Ира хлопнула ладошками. От резкого звука проснулся Милан. — Я тебя разбудила…

— Я отдохнул, — Милан нежно посмотрел на Иру.

Первая восторженность, тревога прошли, и теперь по ее лицу было видно, как она устала. Глаза сощурились, уголки губ опустились, кожа побледнела, да и вся Ира казалась обмякшей, словно сдутый шарик.

— Давайте-ка спасть, девушки, а то завтра предстанете перед народом Земли, как две общипанные индюшки!

Люда, как раз прищепила к мочкам ушей большие пластмассовые клипсы. При движении головой, они побрякивали, как охрипшие колокольчики. Как только после шутки Милана зазвенели эти клипсы, то все трое, сначала застыв на мгновение, рассмеялись в голос.

— Тише, тише, — приглушая смех ладонью, Ира опасливо посмотрела по сторонам. — Соседи услышат!

— Ну, ты даешь, Князь, — Люда сняла клипсы и, звякнув ими последний раз, вернула в шкатулку. — А спать, и правда, хочется. Идем, бабуль, пусть Милан теперь караулит наш сон.

— Спокойной ночи, красавицы!

Бабушка и внучка улеглись в согретую лиринийцем постель и почти сразу же уснули.