Уилл Маккарти - «Если», 2003 № 06

— Сдаюсь, — Лина примирительно подняла руки. — Я немножко переиграла. Конечно, знаю я всю эту технологию… Ты мне другое скажи, Вик, — что ты собираешься делать именно здесь, именно с этими биообразцами?

Ага. Прорезался умный голосок. Все-таки шпионка. Или просто любознательная девочка, сующая нос туда, куда не положено.

— Завтра. Завтра ты узнаешь все.

— Точно? Клянешься?

— Клянусь, — Виктор прижал руку к сердцу, картинно поклонился. — Клянусь, юная госпожа.

— А сегодня? Почему не сейчас? Ты не дорассказал самую малость.

— Хочу посмотреть трансляцию выступления Пражского симфонического оркестра. Она начнется через семь минут. — Виктор глянул на часы. — Симфония Гайдна — «Прощальная». Не могу позволить себе пропустить шедевр, да еще и в таком исполнении.

— Запиши ее, посмотришь позже. Какая разница?

— Я предпочитаю музыку в прямой трансляции, — Виктор улыбнулся, постарался вложить в мимику максимум тепла, но получилось, конечно же, как всегда холодно. — Не хочешь составить мне компанию, Лина?

— Нет. Не терплю заунывных визгливых скрипок, альтов, виолончелей. Совсем без электроника, без вокала, без драйва — это не музыка. Вгоняет в тоску.

— А ты, Тутмес? Послушаешь со мной?

— Конечно, Хозяин. Как прикажете. Всегда счастлив…

Вежливый поклон, сжатые ладони, пальцы дотрагиваются до гладкого, выпуклого нубийского лба.

Нет уж, не надо нам вынужденного согласия. В шестьдесят с лишним лет одиночество не худшая форма времяпрепровождения, особенно если оно обставлено неброским, истинным комфортом и сопровождается хорошей музыкой.

Виктор вспомнил свой недавний ужин с Матвеем Микулашем, дирижером Пражского симфонического. И улыбнулся — на этот раз тепло, искренне.

Микулаш — один из тех людей, которых он с удовольствием взял бы с собой в будущее. Увы, Микулаш не подходит по целым четырем параметрам (если говорить честно — по шести). В семьдесят-семьдесят пять он умрет от инфаркта, и никакие присадки его не спасут. Неисправимый мультигенный дефект метаболизма, холестерин осаждается на стенках сосудов не то что бляшками — хлопьями, как сырой снег. Что ж, найдутся другие микулаши. Стоит обратить внимание на Петра Замаева — дирижера из Москвы… Славяне умеют делать качественную музыку. Музыку, радующую душу.

— Пойду я, пожалуй, — сказал Виктор. — Посмотрю концерт в одиночестве, по-стариковски. А ты, Тутмес, покажи Лине экспонаты. Есть тут что показать. И расскажи ей обо всем поподробнее. Такого она не увидит ни в одном зоопарке, ни в одном дендрарии мира.

— Спасибо, Вик, — сказала Лина. — Иди, милый.

Искреннее облегчение прорвалось в ее голосе.

Виктор скрипнул зубами и вышел.

Завтра. Все начнется завтра.

— Тут, — тихо произнесла девушка. — Можно, я буду звать тебя просто Тут? Тутмес — это слишком длинно.

— Ни в коем случае, — сказал Тутмес, упрямо качая головой. — Простите, госпожа, но это не мое имя. Когда-то меня звали Асэб… Потом, когда я вынужден был пробавляться заработком моджахеда, меня обратили в ислам и прозвали Мохаммедом. Это все в прошлом… далеком прошлом. Не хочу вспоминать об этом. Я взял себе старое имя, госпожа Лина. Очень старое. Тутмес — имя скульптора, жившего три с половиной тысячи лет назад. Я верю, что оно спасет меня. Я должен верить, что хоть что-то спасет меня.

— Ты родом из Египта?

— Я родился в Эфиопии, госпожа.

— По-моему, Эфиопия не самая богатая страна. Твоя речь обнаруживает хорошее образование. Ты биотехник?

— Биотехник. И экзогеолог. И программист. Все, что вам угодно, юная госпожа. В меня втиснули столько программ, что хватило бы целому курсу выпускников университета. Я выдержал все, госпожа. Мой мозг выдержал, не сгорел. Ни малейших признаков паранойи. Проверено, сертифицировано. Иначе бы я не был здесь.

Лина протянула руку, дотронулась пальцами до молочно-шоколадной щеки Тутмеса. Ощутила пробивающуюся щетину — волоски, сбритые утром и начинающие отрастать к вечеру.

— Это твое истинное лицо, Тутмес?

— Мое. Я много раз менял лица, но когда все плохое кончилось, восстановил свой истинный облик. Надеюсь, что проживу с ним до самой смерти.

— У тебя есть принципы, Тутмес?

— Есть. Я живу только принципами, только ради них, милая госпожа Лина.

— Тогда почему ты позволил сделать себя рабом, сервом? Ради денег? Куда ты засунул свои принципы?

— Я не раб, юная госпожа. Не раб.

— Ты — серв! Ты позволил, чтобы тебе вкатили в кровь гнусную присадку. Ты не можешь сопротивляться желаниям человека, на которого запрограммирован…

Тутмес поднял лицо, опущенное доселе к полу, блеснул глазами яростно, чересчур ярко для раба, приложил к полным губам коричневый палец.

— Не говорите таких слов, госпожа. Если хотите жить — не говорите. Будьте умнее. Выглядеть глупой не так сложно. Быть умнее, чем кажешься, лишь вторая ступень из двух десятков возможных. Быть действительно умным — неплохо, проживешь на пару суток больше. Если чувство опережает разум — у вас в запасе неделя. Если действие опережает и чувство, и разум — будете жить долго, до самой своей смерти.

— Думаешь, у меня так мало шансов? — криво усмехнувшись, спросила Лина.

— У вас нет шансов, юная госпожа. Вы умрете. Завтра или через несколько дней. Вас привезли сюда для этого.

— Веселый прогноз… — Девушка вдруг успокоилась, лицо ее разгладилось. — Увидим, странный раб Тутмес. Скоро мы увидим все своими глазами. А сейчас расскажи об этих забавных зверушках. Мне они нравятся…

Виктор сидел в кресле, откинув голову, полуприкрыв глаза. Голо-графическая проекция Пражского оркестра располагалась в центре зала, творила истинное волшебство. Виктор водил пальцем в воздухе, повторяя движения палочки бесподобного, гениального Микулаша. Он купался в волнах звука, он тонул и растворялся в них, он блаженствовал.

Комп на столе громко запищал, внося диссонанс в симфонию. Виктор нервно дернул щекой, схватил пластину-монитор.

— Ну что, что еще такое? — крикнул он. — Что стряслось?

На экране появилась Лина. Она стояла на кровати в своей комнате и простукивала стену под самым потолком — там, где шел ряд декоративных панелей, скрывающих вентиляционные ходы. Потом удовлетворенно кивнула головой, тряхнула кистью — из указательного пальца высунулась длинная никелированная отвертка. Девушка вставила ее в отверстие панели и начала отвинчивать шуруп.

— Шустрая девочка, — Виктор покачал головой. — Шустрее даже, чем я думал.

— Что делать, Хозяин? — вежливо осведомился голос Тутмеса.

— Ничего. Не мешай ей. Хорошо, что она нашла себе хоть какое-то занятие до завтра. Пусть побалуется.