Марина и Сергей Дяченко - «Если», 2000 № 07

Усилием воли он заставил себя заткнуться.

— Ты поедешь со мной, Санчо? — повторил Алонсо.

Санчо понял, что запутался. Что попал впросак, не надо было лезть хозяину на глаза, надо было спрятаться, как умная Фелиса…

Алонсо встал — Санчо поднялся тоже и попятился к двери. Алонсо рванул на себя стол, Санчо в какой-то момент показалось, что сейчас его строгий хозяин, подобно пьяному великану в корчме, начнет швыряться мебелью.

На обратной стороне столешницы тоже был портрет. Нос этого идальго казался огромной каплей, готовой скатиться с лица, но поче-му-то в последний момент задержавшейся. Прищуренные глаза смотрели холодно и отстраненно.

— Это Кихано Отступник, — сказал Алонсо. — Федерико Кихано… Он тоже мой предок, поэтому я держу его портрет в гостиной. Он тоже отправился в путешествие, но не ради помощи обездоленным! Он предал и продал все, что можно. Он стыдился своей Дульсинеи и в конце концов отрекся от нее. Он всеми силами стремился во дворец, заводил дружбу с герцогами и маркизами, лез из кожи вон, чтобы на него обратили внимание. Его оруженосец был ему под стать — пьяница, обжора и предатель.

Санчо вздрогнул и отступил еще дальше.

— Я не называл предателем тебя, — медленно сказал Алонсо. — Я хочу объяснить тебе, Санчо. До выезда осталось два дня. Я не боюсь больше ничего на свете; помешательство обошло меня стороной, а значит, в мире не осталось силы, способной меня удержать.

Санчо, сопя, привел мебель в надлежащее положение, подобрал с пола рассыпавшиеся свечи, заново постелил скатерть, разгладил складочки:

— Сеньор Алонсо… Я таки и есть предатель. Я купился, сеньор Алонсо. Но когда я купился, я еще не знал вас. Я думал, что вы просто останетесь дома. Что это ничего, ничего особенного. Я не хотел, чтобы вы сходили с ума! Я готов сжевать эти проклятые деньги. Сеньор Алонсо, что мне сделать, чтобы вы меня простили?

Алонсо помолчал. Усмехнулся:

— Ты поедешь со мной, оруженосец?

— Сеньор Алонсо, — опустил глаза Санчо, — вот ведь… Вас не зря прозвали — Алонсо Кихано Добрый. Куда мне деваться, сеньор Алонсо… Поеду.

Секунду Санчо смотрел, как на невидаль, на протянутую ладонь. Потом вскочил и пожал ее двумя руками.

…Рыцарь Печального Образа улыбнулся бы и кинул голубенький, сложенный вчетверо листок в печку.

Его отец Диего Кихано улыбаться бы не стал, а письмо утопил бы в отхожем месте.

Значит, он, Алонсо, слабее духом? Суетнее? Мелочнее? Что ему за дело до этого грязного письма, до этих липких денег? Мало ли завистников присылают свои творения по почте, мало ли языков треплют в цирюльне имя Кихано…

Буквы печатные, выведены специально так, чтобы не узнать было почерк. Голубенькая бумага…

Кто-то из своих, подумал Алонсо, и чем дальше, тем труднее было переубедить себя.

В печку, ну! Пока не поздно! Два дня осталось до выезда. Мало ли других дел!

— Да, я заходил в цирюльню, — сказал Санчо, пряча глаза. — Порасспросил осторожненько: цирюльник ничего не знает или делает вид, что не знает. Но скорее всего… мальчик у него работал, посетителям прислуживал. Помню этого мальчонку, все вокруг меня крутился. Он уже пять дней, как не работает. Мать забрала. Я не поленился, по адресу сходил. Никого нет, и дом продается: переехали. Я вот думаю — скорее всего, мальчонка-то мне конверт и подбросил. И не узнать теперь, кто поручил ему.

Алонсо вертел в руках вчетверо сложенный листок.

— Считаю ниже своего достоинства проводить это… расследование. Стыдно.

Санчо подался вперед:

— Господин мой, а давайте я проведу? Я ведь тоже, ну, пострадал, имя мое честное, совесть… И вообще. Мне вот интересно, какая такая скотина посчитала Санчо — продажным! Вам, понимаю, мараться неохота, а мне — чего уж! Расти трава для пса, если лошадь сдохла!

Алонсо молчал.

— А давайте так, будто вы ничего не знаете, — сказал Санчо тоном ниже. — Вы только отдайте письмо.

Алонсо молчал и смотрел на Санчо. Оруженосец аккуратно вытащил сложенный вчетверо листок из его ослабевших пальцев.

— Сеньор Алонсо, вы же господин мой! Вы можете отдать мне письмо с приказом, чтобы я сжег его, к примеру. А перед тем как сжечь, я поразузнаю малость. У меня и опыт есть кое-какой. Как-то у меня на сарае написали… — Санчо, наклонившись к хозяйскому уху, подробно сообщил, что именно написали, и Алонсо, вздрогнув, подивился своеобразию народного юмора. — Ножиком вырезали, — радостно продолжал Санчо. — Так что я сделал? Я в тот же день собрал у себя всех, на которых подозрение имел, ну, как бы ненароком. И вот когда всех их собрал — по роже сразу догадался, чьих рук дело. И что вы думаете? Еще до вечера слова соскребли и мне сарай покрасили.

— Дай, — сказал Алонсо.

— Что?

— Письмо.

Санчо помедлил — и протянул ему сложенный вчетверо листок.

Если Алонсо Кихано никогда не наденет латы и останется дома, Санчо вдобавок к задатку получит еще дважды по столько…

Алонсо смял бумажку в кулаке. Сдавил сильнее; разжать бы сейчас ладонь — а нет ничего, пепел…

Санчо топтался рядом. Ждал.

— Возьми, — Алонсо вернул ему бумажный комок и вытер руку о полу куртки.

Повернулся и быстро пошел прочь.

— Итак, господа, сегодня последний вечер, когда мы вместе. Завтра рано утром я выведу Росинанта, а славный мой оруженосец Санчо Панса выведет своего верного ослика. И я верю, что, когда мы вернемся наконец домой, мир станет лучше. Выпьем, господа!

В молчании поднялись бокалы.

Цирюльник не пришел, сказавшись больным, а нотариус уже две недели как в отъезде. Стало быть, нотариуса отметаем сразу, а цирюльник… Цирюльника тоже отметаем. Именно потому, что конверт подсунули во время бритья, ну не дурак же цирюльник…

Алонсо скрипнул зубами. Накануне великого дня он думает о низком, мелочном, грязном. Эти подозрения… В конце концов, цирюльник никогда не казался подлецом!

За столом кроме Алонсо, Альдонсы и Санчо Пансы сидели фигуранты, и оба невеселые: Карраско казался озабоченным, Авельянеда — тот вообще надулся, как туча.

Стоило устраивать перед самым отъездом этот фарс?

Что сказал бы отец?

Но теперь уже поздно. Теперь ничего не остановить.

Он должен узнать правду.

— Вы угощайтесь, господа, — приговаривала, носясь вокруг стола, Фелиса. — Кушайте, прошу вас, уважьте…

— Да уж тут такие сидят, — отозвался Санчо, — которые хорошо едят… За ухо небось не понесем, а прямо в рот!

В одиночестве рассмеялся Карраско. Бледно улыбнулась Альдонса.

— Господа, а вот эта олья — по рецепту добрейшего Панса… Ешьте, ешьте! Подкрепляйтесь, сеньор Алонсо, с завтрашнего дня неизвестно еще, где и чем поживиться придется…