Дэвид Лэнгфорд - «Если», 2000 № 06

Они ели огненный сыр, запивали кебаб из ягненка ретциной, а плавающие в меду ореховые пироги — узо. Бресслер говорил без умолку, но Тони, удрученный думами о красавице Джорджине, слушал профессора вполуха.

— Конечно, мы все знали, что вы незаурядная личность, — заявил Бресслер, прихлебывая кофе по-гречески. — И ваша работа это доказывает. Я знаю людей, которые легко пошли бы на убийство, чтобы поменяться с вами местами. Рассказывают, вы спасли жизнь самому Бушу — или совершили другой подвиг в том же роде. Исполняя свой долг, были ранены, стали инвалидом и удостоились заслуженной награды.

На самом деле с Тони случилось вот что: в двадцать два года, получив диплом бакалавра, он за компанию со своим лучшим другом Дагом Гастингсом подал заявление в ФБР. К удивлению Тони и Дага, обоих приняли. Спустя год Тони получил первое настоящее задание: в паре с опытным агентом он должен был провести рутинную операцию по проверке информации. Не задание, а малина — до того момента, пока бритоголовый юнец не решил поиграть в тир, избрав в качестве мишени Тони. Он мог бы получить весьма серьезное ранение или даже погибнуть, если бы за миг до выстрела не нагнулся выпростать из носка штанину. Так что пуля вошла всего-навсего в предплечье. Затем, спустя две недели после того, как врачи разрешили Тони вернуться к борьбе со злом, он получил вторую пулю. На сей раз стреляли сзади. А единственными людьми, кто в тот день находился у него за спиной, были двое других спецагентов и их шеф, начальник отдела.

Версия, изложенная Бресслером, Тони понравилась гораздо больше, чем правда. А поскольку он дал расписку ни при каких условиях не разглашать обстоятельств случившегося, Тони промолчал, сделав непроницаемое лицо. «Ох, и идиотский у меня сейчас вид», — мелькнула в голове мысль. Второе ранение он получил так: приблизился по-пластунски к некоему автомобилю марки «бьюик» и, удостоверившись, что машина пуста, встал, чтобы доложить об этом начальнику. И тогда пуля, которая должна была попасть Тони в голову, впилась ему в руку. На сей раз в другую.

— Наверное, это как у священников. Священник — он до гробовой доски священник. Такая квалификация въедается намертво. Агент ФБР — это агент до гробовой доски. Я не ошибся?

Тони допил узо. Когда он в последний раз виделся со своим бывшим закадычным другом Дагом Гастингсом, тот сказал:

— Держись от меня подальше, чучело гороховое. Приказ такой. Идет? Ты точно не обиделся?

— Ну что ж, я предполагал, что вы не станете распространяться о своей деятельности, — сказал Бресслер и помахал своей чашечкой-наперстком — еще порцию кофе, дескать. — Но вы прошли соответствующую выучку. Включите свой мозг, Питер. Как мне взять пробы крови у этих людей?

Тони осторожно ответил:

— Так сразу, не думая, я ответить не могу.

— Разумеется, разумеется. В мотеле я передам вам журналы наблюдений, мои заметки, все, что есть. Это провидение вас мне послало, Питер. У меня было предчувствие. Готовы?

Тони решил сделать следующее: кинуть в чемодан материалы коллоквиума, которые уже у него на руках, а утром вернуть ключ и дать деру.

Возвратившись в свой номер, он тоскливо уставился на гору бумаг; портье всучил ему новую пачку докладов, а Бресслер добавил свою пухлую папку. В голове у Тони словно гремел далекий монотонный прибой; в этот вечер он выпил свою годичную норму алкоголя плюс одна-две бутылки. Сон не шел. В голову лезли мысли о номере, в котором сейчас наверняка развлекаются Уитком и Джорджина (интересно, как он обставлен — неужели там такой же диван, как у Тони, такой же журнальный столик и точная копия этой вот широченной кровати). Тони схватился за научные материалы. Нет, не за папку Бресслера — ее он отложил в сторону. Но обрывки рассказа профессора — отдельные фразы, не связанные логически между собой — настойчиво вертелись в голове Тони. Возможно, предположил он, Бресслер именно так и изъяснялся — несвязными фразами.

Затем, поскольку его работа состояла в том, чтобы сжимать десяти-, пятнадцати- или даже двадцатистраничные научные доклады до одного абзаца, который, пусть даже временно, казался бы читателю понятным, Тони обнаружил, что пытается проделать то же самое с вечером, проведенным в обществе Бресслера.

Гены — вот кто тайные властители Вселенной. Вспомнив эту фразу, Тони вытаращил глаза, но Бресслер действительно ее произнес. Ладно, допустим. Гены властвуют над телом, в котором обитают, общаются с ним; предписывают ему цвет волос — черный там или рыжий. И шелковистую кожу, и бездонные океанские пучины вместо глаз… Тут Тони приказал себе не отвлекаться. Гены бессмертны, за исключением тех случаев, когда их носители умирают, не оставив потомства. Они определяют такие характеристики, как уровень интеллекта, аллергические реакции, темперамент…

Тони зажмурился, пытаясь припомнить, как все это связано с ангелами. Шестьдесят восемь процентов опрошенных верят в ангелов; сорок пять процентов из них верят, что имеют личного ангела-храни-теля. Ага, вот оно. «Ангел-хранитель» — читай: «гены».

Каждый человек лично или понаслышке знает кого-то, кто чудом избежал верной смерти или тяжелых травм. Единственный уцелевший в авиакатастрофе; младенец-подкидыш, не замерзший при нулевой температуре; счастливая развязка автомобильной аварии, которая по всем параметрам должна была стать фатальной…

«Забудем ангелов, забудем шестое чувство — интуитивное предчувствие опасности. Задумаемся вместо этого об аллелях [8] Аллель — один из пары или нескольких генов, определяющих развитие того или иного признака; один из нескольких вариантов гена, находящихся в одинаковых локусах парных хромосом. , об удачных комбинациях аллелей. Гены — тайные властители, а некая конкретная комбинация аллелей, конкретный ген — возможно, несколько генов — подчас начинает властвовать над всеми остальными генами. Какова цель всего этого, мы можем лишь гадать. Эти феноменальные гены способны навязывать другим генам свою волю: изменить метаболизм таким образом, чтобы замерзающий младенец выжил; так отрегулировать деятельность сердца и легких, что утонувшего удастся откачать; так изменить природу всех тканей человеческого организма, что счастливец, посвистывая, удаляется на своих ногах с места, где его чуть не расплющило в лепешку…»

Тони зевнул. Бресслер говорил куда дольше, еще часа три, но Тони сжал, перекомбинировал и отредактировал его лекцию, сделав ее логичной и связной. «Черт, — подумал Тони, — как жаль, что нет аспирина». Тони удалось превратить полный двор мусора в маленький аккуратный пакетик… увы, того же мусора. Приняв душ, Тони лег на кровать и почувствовал себя непоправимо одиноким на ее бескрайних жестких, холодных, синтетических просторах.