Дэвид Лэнгфорд - «Если», 2000 № 06

Впрочем, Алексей уже не очень верил в то, что из этого лабиринта можно выбраться. Зайцев вспомнил Таньку и пожалел, что не уступил ей. Будь он дальновиднее, эта пещерная баба, кудияровская Ариадна, помогла бы ему добраться до поверхности. Но представив ее — грязное панцирное существо — в роли любовницы, он содрогнулся. «Все равно что с черепахой или гигантской игуаной, — подумал он и переключился на свалившегося мужика: — А ведь эта тварь грохнулась на меня сверху», — осенило его, и будто в подтверждение этого Алексей явственно ощутил слабенький сквознячок. Тянуло еле заметно, но свежеватый воздух явно отличался от застоявшейся жирной вони.

Зайцев поднял руку и нащупал края круглого отверстия. Стеная от саднящей боли, он с трудом встал на четвереньки и просунул голову в люк. На верхнем уровне была такая же непроглядная темень, но чувствовалось, что здесь ближе к поверхности, и Алексей полез. Ему уже почти удалось выбраться наружу, но тут что-то ударило его по голове. Перед глазами вспыхнуло огненное зарево, затем он куда-то провалился…

Очнулся Алексей в слабо освещенной пещере. Как ему показалось — по рисунку ли стен или расположению пятен копоти на потолке, — он здесь уже был, хотя с непривычки отличить одну глиняную нору от другой было почти невозможно. В кривой плошке потрескивал фитиль, перед глазами стояла оранжевая муть и мелькали черные мошки. Алексея слегка подташнивало, но он приписал это вонючей духоте, к которой никак не мог привыкнуть.

Зайцев потрогал ушибленное темечко, медленно повернул голову, и вслед за этим над ним склонилось Танькино лицо. Он вздрогнул от неожиданности, но узнав ее, застонал, положил ладонь на лоб и спросил:

— Это ты меня?

— Не-а, — сообразив, о чем речь, ответила хозяйка норы. — Охрана не велела тебя выпускать. Ты не боись, я тебя схороню.

— А почему не велела? — кряхтя, спросил Зайцев.

— Закланный ты, — с нескрываемой тоской в голосе ответила Танька. — Не тот стояк, да еще и сам приполз.

«Закланный, закланный…» — мучительно пытался докопаться до смысла Алексей. Когда же до него дошло, он резко сел и испуганно спросил:

— Что это значит? Вы что, приносите человеческие жертвы? — Но увидев непонимание на ее лице, сформулировал проще: — Убьете, что ли?

— Не ори, — прошептала Танька и очень выразительно стрельнула глазами в сторону выхода. — У меня стояка никто не тронет.

Обещание спасти ему жизнь отнюдь не обрадовало Зайцева. Впервые за все проведенное здесь время Алексей осознал, что попал не к убогим инвалидам, собранным в таежных катакомбах по воле какого-то жестокого начальника-фантазера, и не к сумасшедшим, а к дикарям, таким же материальным, как и он сам. Еще недавно Зайцев очень абстрактно представлял людей, которые по своему развитию находились на пару ступенек ниже дворника — человека, как его знал Зайцев, болтливого и неправдоподобно тупого. Дикари существовали как бы сами по себе, да и то лишь в онтологическом смысле. Они заполняли временное пространство от появления каменного скребка до пирамиды Хеопса и служили скорее опровержением библейского мифа о сотворении мира, нежели реальными разумными существами, застрявшими в неолите.

Хозяйка пещеры еще что-то возбужденно нашептывала ему, но Зайцев даже не пытался слушать — он думал, как отсюда выбраться. Вариантов, кроме как через тоннель, не было, поэтому в голову ему лезла всякая чушь: взять в заложники старосту, попробовать пробиться, пристрелить хотя бы одного для острастки. Правда, у него не было ни оружия, ни сил. А пустое фантазирование создавало лишь видимость поиска выхода, и Алексей прекрасно это понимал. Но отказаться от него означало остаться один на один с тем, что он имел.

— Эй, — Танька толкнула его в бок. — Исть хочешь?

— Нет, — сквозь зубы ответил Зайцев.

— Тогда расскажи, как живут стояки, — попросила она. — Сказывают, они ходют ногами.

— А ты никогда не видела? — раздраженно ответил Алексей.

— Не-а. — Хозяйка подползла к нему поближе и осторожно положила голову рядом с плечом Зайцева. — Сказывают, у вас плохо.

— Врут. У нас хорошо. Это вы здесь живете, как шампиньоны. — Ему было тошно и от собственных мыслей, и от убогого гостеприимства этой дикарки, и особенно от невозможности оградить себя от ее навязчивого желания поладить с чужаком. — По крайней мере, мы не едим людей, — после паузы сказал он.

— Мы тоже, — ответила Танька.

— У нас есть все, — многозначительно, с истерическим вывихом в голосе произнес Алексей и устыдился самого себя.

— У нас тоже, — приподнявшись на локте, ответила хозяйка норы.

— А у нас… — начал Зайцев, но запнулся и мысленно продолжил: «в квартире газ…». Ему очень хотелось чем-то поразить и одновременно уколоть ее, а может быть, даже унизить. Придумать нечто такое, отчего эта первобытная ползунья сразу запросилась бы с ним наверх. Но у них здесь действительно было то же самое. Сказать, что наверху в каждом доме холодильник с телевизором — чушь. Для нее вонь — это норма, жилой дух. Комфорт, без которого нет нормальной жизни.

Только сейчас Зайцев обратил внимание на то, что с остервенением чешет голову, и тут же с ужасом вскочил, ударился затылком о потолок и со стоном схватился за ушибленное место.

— Бедная моя голова! У вас что, блохи?

— Ну да, — спокойно ответила Танька, всем своим видом показывая, что не понимает, почему стояк так переполошился.

— Да, действительно, у вас все есть, — проговорил Алексей. — Вшей я уже подхватил. Осталось подцепить туберкулез и потерять ноги. И можно не возвращаться домой.

— Оставайся, — оживилась Танька. — Мужиков у нас мало.

— Спасибо, — поблагодарил Зайцев таким тоном, что хозяйка пещеры обиделась.

Из тоннеля послышался легкий шорох. Алексей повернулся к выходу и увидел, как мимо норы проковыляла белая коза с огромным выменем. Вместо передних ног у нее были короткие обрубки разной длины, и это симпатичное домашнее животное передвигалось рывками, высоко задрав задницу.

— О, Боже! — воскликнул Зайцев, завороженно глядя на козу. — Покажи выход! — взмолился он, обращаясь к хозяйке. — Ты же умная, красивая баба. Ну зачем я тебе такой урод: с ногами, с руками…

— А чего тебе еще надо? — тихо спросила Танька. — Разве здесь плохо?

— Я не говорю, что плохо, здесь хорошо! — истово соврал Алексей.

— Но я так не привык.

— Как? — удивилась Танька. — Все есть, дом — полна чаша.

Эта «полна чаша» настолько поразила Зайцева, что поначалу он изумленно уставился на хозяйку, а затем истерически расхохотался. Это пещерное зазеркалье потрясало его не столько скудостью жизни, сколько несоответствием вещей и понятий, стоящих за одними и теми же словами. Невольно возникал вопрос: а что есть мерило? И снова в его памяти всплыла кем-то сказанная фраза «мир есть описание мира».