Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06

Игорь Гонтов

СПб.: Азбука, 2012. - 640 с.

Пер. с англ.

(Серия «Лучшее»).

3000 экз.

Граф Дракула — фигура известная. Именно он, а не вампир Варни или лорд Рутвен, стал олицетворением и визитной карточкой кровососущей братии. Изрядная доля его успеха в подчеркнутой зрелищности образа: время, проведенное его создателем в театре, не прошло даром, и образ Дракулы неминуемо привлек к себе внимание кинематографа.

Слава артистичного и амбициозного вампира оказалась достаточно велика для того, чтобы Стивен Джонс, на чьем счету уже несколько «вампирских» антологий, взялся составить персональный сборник специально «под Дракулу».

Произведения расположены в хронологическом порядке: от событий классического сюжета, рассказанного Стокером, сквозь перипетии XX века до рубежа тысячелетий. Постепенно нарастает и степень угрозы.

О появлении графа на литературной сцене обстоятельно рассказывает потомок Стокера и напоминает включенный в книгу отрывок из пьесы — авторского переложения романа на театральный язык. В продолжениях первоначальной истории Дракула появляется уже в новых исторических и культурных декорациях. Он встречается с кардиналом Ришелье (тоже вампирствующим), доктором Менгеле, Тимоти Лири и даже личным психоаналитиком. А также сталкивается с криминальным миром, порноиндустрией и сотрудниками ЦРУ.

Назовем лучшие тексты сборника: «Дракула Фрэнсиса Копполы» Кима Ньюмена — это история экранизации его не-жизни, «Худшее месте на земле» Пола Макоули забрасывает Дракулу к мятежникам в одну из африканских стран, а Брайан Стэблфорд подходит к вампиризму как к научному феномену в рассказе «Контроль качества». Более камерные и психологические рассказы «Перемена» Рэмси Кэмпбелла и «Асфальт» Грэма Мастертона.

Есть и «проходные» тексты, и откровенно слабые. И все же они не способны всерьез испортить впечатление от качественно составленной антологии.

Сергей Шикарев

Москва: Астрель, 2012. - 384 с.

(Серия «Амальгама»).

3000 экз.

Умение перестраивать привычную для НФ либо фэнтези систему образов — одна из главных отличительных черт творчества Ю.Зонис. Причем это не просто литературный прием. Речь идет о философском переосмыслении привычных схем. Персонажи Зонис одиноки, замкнуты и немного безумны.

Автор редко использует имена для своих героев, ограничиваясь прозвищами или кличками, как у заключенных. И, подобно заключенным, герои помещены в жестко заданные рамки предложенных автором миров. Таков, например, порабощенный технократами волшебник Парфемон из рассказа «Голубок».

Несмотря на широкий диапазон охвата — от параллельных миров до иных планет, сцены действия замкнуты в драматургической манере. То есть по принципу клетки. Неслучайно стремление к свободе — одна из любимых тем в творчестве Зонис. Автор словно предлагает своим персонажам: сделай, как я, оседлай свое безумие и тогда освободишься. Быть может, в управляемом сумасшествии и спрятана «изюминка», заставляющая читателя погружаться в эти странные истории.

В сборник вошло 13 произведений, среди которых стоит отдельно отметить рассказы «Птицелов» (призер конкурса «Рваная грелка», 2005), «Ме-ги-до» (лауреат премии «Бронзовая улитка», 2009), «Дворжак» (лауреат премии «Портал», 2006), а также заглавная повесть «Боевой шлюп Арго» — квинтэссенция творчества автора. Юлия Зонис любит «играть с богами»: рай и ад, античность и синтоизм, причудливая и яркая галерея образов. Она умеет читать мир между строк, трактовать недосказанность бытия, наполняя ее неожиданными символами. Читатель может поискать эти скрытые подсказки вместе с проводником.

Николай Калиниченко

Москва: РИПОЛ-классик, 2012. - 352 с.

Пер. с пол. С.Легезы.

3000 экз.

Рецензируемый сборник — первая книга редактора польского журнала «Fantasy», автора, в активе которого несколько десятков опубликованных рассказов и повестей (некоторые объединены в цикл «Огонь и крест»). В начале 1980-х Пекара стал одним из пионеров жанра фэнтези на польской почве. Сегодня он признанный мэтр, один из известнейших авторов польской фэнтези и мистики. Впервые сборник вышел в 2003 году и по сей день является главной книгой Пекары. И первой, переведенной на русский (качество перевода заслуживает отдельной похвалы).

На первый взгляд, реальность, сотворенная автором, вполне узнаваема. В империи, подмявшей под себя всю Центральную Европу, бушует охота на ведьм, свирепствует инквизиция, использующая весь арсенал средневековых изуверств против еретиков, чародеев и демонопоклонников — подлинных или мнимых. В империи царит духовный деспотизм папства под маской сурового благочестия, предающегося злодейским интригам и развращенности. Главный герой книги — инквизитор Мордимер Маддердин, человек безжалостный и циничный, но стремящийся докопаться до истины по каждому из курируемых дел…

Однако цикл Пекары не просто историческая мистика, в которой почему-то смещена география и персонажам даны необычные имена. Реальность вовсе не наша. В этом мире Христос явился не Агнцем, отдавшим себя на заклание, а суровым Судией, уничтожившим распинателей. И именно потому история потекла по-другому. Что хотел сказать этим Пекара? То ли просто решил подчеркнуть, насколько дух мрачного Средневековья расходился с истоками веры, то ли пытался намекнуть на то, что в нашем мире Средневековье просто не могло быть таким мрачным, как в обыгрываемой им «черной легенде»? Как знать… Вопрос для вдумчивого читателя и хороший повод для знакомства с творчеством польского писателя.

Сергей Алексеев

СПб.: Азбука, 2012. - 320 с.

10 000 экз.

Что за «зверь» такой этот убыр? В поисках страшного писатель обращается к татарскому фольклору, в котором убыр выведен как нечистый дух, вселяющийся в людей и пожирающий мертвецов и младенцев. Идея интересная, но практическое ее воплощение оставляет желать лучшего.

К сожалению, большую ошибку допустил автор в выборе главного героя. Рассказ от лица четырнадцатилетнего подростка — прием весьма популярный в НФ, но для его использования необходимо перестроить авторскую оптику, что писателю, увы, не удалось. Рассуждения о календаре сельскохозяйственных работ и сожаления о мало пожившем сорокатрехлетнем дяде выдают истинный возраст рассказчика, плохо закамуфлированный словечками типа «фигли» и «фигассе».