Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)

– На следствии Виноградская утверждала, что в нее вселился бес, который и придал ей сил, – с невозмутимой физиономией объяснил полковник. – Дело кончилось Пряжкой, а в освободившуюся комнату по ордеру въехала гражданка Федосова 1903 года рождения. Это было последнее вмешательство властей в жизнь квартиры. Следующие шесть лет ее обитатели умирали, уезжали, менялись, и к 1953 году в семикомнатной коммуналке осталось лишь трое жильцов – Федосова и въехавшие по обмену Ханелис и Лосева, родившиеся, соответственно, в 1899 и 1911 годах. Объяснить, почему в центре города десятилетиями пустовали четыре комнаты, никто не может; кажется, о них просто забыли.

– А соседи? – не поверил своим питерским ушам Шульцов. – Соседи по дому не претендовали на свободную площадь?

– Представьте себе, нет. В шестьдесят седьмом Ханелис, серьезно заболев, обменяла комнату на равноценную в Адмиралтейском районе и через два месяца умерла. Еще через полгода освободившуюся после смерти съемщицы площадь отдали паре молодых специалистов, потом там жил кто-то еще, никаких странностей не отмечено. Тот же сценарий повторяется еще трижды: с Федосовой, Лосевой и сменившей Ханелис Куличко. Серьезная болезнь, обмен, смерть, уход освободившейся площади к людям со стороны, обыденность. В интересующей же нас квартире до «перестройки» ничего не менялось. Три одинокие стареющие женщины, четыре запертые комнаты, тишина и покой. В 1977-м дом внесли в план на капитальный ремонт с расселением, здания справа и слева отремонтировали, наше, по непонятным причинам, нет. Когда пошла приватизация, все три квартиросъемщицы явили недюжинную прыть и оказались обладательницами крупной собственности. Тут их, похоже, наконец-то заметили солидные люди, имевшие большой опыт переселения бессемейных бабулек из центра если не в новостройки, то в мир иной.

– Аркадий Филиппович, почему «похоже»?

– Потому что прямых доказательств не имеется. В доме было множество коммуналок, теперь они расселены; есть серьезные основания предполагать, что добровольно выезжали отнюдь не все, но «черные риэлторы» умеют добиваться своего. Догадываетесь, где Валера нашел тех, кто орудовал в нашем случае?

– Полагаю, на кладбище.

– Правильно полагаете. Разбойное нападение, неисправный электроприбор, бродячие собаки, автокатастрофа. В первых двух случаях при желании можно заподозрить убийство, два последних – чистейшей воды стечение обстоятельств, непредсказуемое и для покойных несчастливое; впрочем, наш мир и наш город эти господа не украшали. Теперь спрашивайте.

– Я вас?!

– Вы меня. Заодно выясним, в одном ли направлении мы думаем.

Шульцов размышлял недолго.

– Старухи встречались с Саврасовой?

– Если и встречались, мы об этом не узнали.

– У той, что похожа на армянку, есть собачонка?

– Есть. Кроме того, в квартире имеется кот и до недавнего времени была канарейка.

– А предыдущие… дамы держали животных?

– Собачки там со времен Виноградской. Один из терапевтов припоминает, что Ханелис держала птичек, клетка могла остаться от нее. Кошки в квартире тоже жили, причем исключительно рыжие персы.

– А что вообще говорят врачи?

– С их точки зрения, бабки как бабки, у всех обычный букет возрастных болячек, а самой старшей, кажется, пора подыскивать обмен. Подозрение на рак.

– Они получают пенсию?

– Да. В биографиях никаких тайн: родились, росли, учились, работали, вышли на пенсию. Две замужем никогда не были, по крайней мере де-юре, третья – вдова; родственников не имеется ни у одной. С нынешними соседями здороваются, не более того.

– Было бы интересно узнать, как жили, именно жили, те, кто «подселялся» к… квартирообразующим старухам в эту коммуналку до переезда?

– Несомненно, но прошло слишком много времени. Еще что-нибудь придумаете?

– У вас есть фотографии?

– Только из паспортного стола. Смотрите.

Три старых лица, три застывших стандартных выражения, светлая кружевная блузка, пестрое платьице с круглым декольте, что-то черное с высоким воротником, украшенным брошью…

– Узнаете?

– Только одну. – Шульцов указал на даму с брошью. – Она действительно армянка?

– Розова Нарина Петровна. В Советском Союзе числилась русской.

– Я тоже, – невольно улыбнулся Шульцов, – правда, мой отец перестал писаться немцем в Блокаду. Ему было шесть, и его мнения никто не спросил… Аркадий Филиппович, к старухам нужно присмотреться, и почему бы мне, как наследнику Спадниковой, туда не наведаться?

– Это проще всего сделать врачу. Или вместе с врачом.

Санкт-Петербург. 26 марта 20** года

– Одна ты никуда не пойдешь, – как мог непререкаемо заявил Шульцов. – И чтобы никаких фортелей.

– Ты теперь у нас полковник? – поддела Ольга. – Или цельный генерал?

Они ругались с того самого момента, когда историк узнал, что Комарова, вступив в сговор с участковым врачом, полицией и Саврасовым, собралась к старухам. То, что подруга будет не одна, Олега Евгеньевича не успокаивало – он боялся сосулек, шавок, змей и прочих кирпичей.

– Ну какой от тебя толк? – с ходу унизила человеческое, мужское и научное достоинство Олька. – Ты что, змею на лету остановишь, в горящую кухню войдешь? В поликлинике говорят, все бабки честно лечатся, причем у одной дела, похоже, плохи. Участковая врачиха по собственному почину обещала ей консультацию эндокринолога, так что ко мне не подкопаться, а ты кем будешь?

– Кавалером, которому не нравится, когда его дама шляется в одиночку по чужим парадным.

– Ну и выражения у тебя, – хмыкнула, уже сдаваясь, Колоколька. – А еще интеллигент.

Экспедицию в логово назначили на три – утром участковый врач была на приеме. По пути к метро дорогу Шульцову перешел все тот же тщательно охраняемый поп; видимо, он обитал где-то поблизости. Примета была дурной, но историк с уважением относился только к античным суевериям, к тому же он вышел из графика: Соня, убегая, забыла про кошачьи лотки, о чем Фатима и сообщила уже надевавшему ботинки холопу. Пришлось задержаться, а с Ольки сталось бы улизнуть к старухам, не дожидаясь подкреплений.

Он успел, но лишь потому, что опоздала местная врачиха.

– Знакомьтесь! – велела Комарова. – Ирина Юрьевна Ким. Олег Евгеньевич… Мой друг.

В глазах врачихи мелькнуло нечто заговорщицкое, так что, по крайней мере, одну тетку они обманули с ходу. Хитрая Комарова, усугубляя впечатление, взяла «ухажера» под руку. На дело она отправилась без косметики, в специально купленной дешевой куртке и старых ботинках; это было непривычно и казалось неправильным.

– Где Геннадий? – спросил Шульцов.