Константин Фарниев - Взорванные лабиринты

Машины по трассе двигались довольно медленно. Бетонка сплошь была покрыта гололедом, и еще пугал густой туман. Табольт прибавил скорости.

— А все-таки старый хрыч сделал доброе дело. Не будь интервью, мы бы, как последние олухи, расползлись по своим норам. Уж там нас накрыли бы без всякого шума. Мне как-то и в голову не приходил такой вариант. Стареть стал, наверное, на покой потянуло. — Табольт усмехнулся. — Но ничего, мы зададим им такого перцу, что им тошно станет.

— Валяй, Ремми, мы тебе верим. Сколько лет все обходилось, обойдется и сейчас.

Табольт резко повернул руль вправо. Машина выскочила на узкую проселочную дорогу и запрыгала по буграм и колдобинам. Однако скоро дорога выровнялась. Табольт не знал, куда она ведет. Но у него созрел план, и пустынный проселок вполне подходил для его осуществления. Вряд ли преследователи знали, что у него необычная машина, хотя внешне она им наверняка известна. Именно машина и подсказала, что нужные люди находятся в баре. Как мог он не учесть!

— Послушай, Ремми, — встрепенулся Цевон, — а, может, нас повели не молодчики тех ребят, а полиция?

— Исключено. Полиции незачем с нами миндальничать. Если бы она вышла на нас, то взяла бы еще в баре.

Табольт взглянул в боковое зеркало и увидел в нем несколько туманных пятен света. Значит, он был прав. Старый хрыч своими откровениями с репортерами форсировал события.

— Может, полиция хочет, чтобы навели ее на след тех ребят?

— Нет, Рубот, — покачал головой Табольт. — Игра идет крупная, и полиция не пойдет на такой риск. А сейчас держитесь крепче. Я покажу наглецам, как досаждать порядочным людям.

Табольт притормозил, как бы раздумывая, ехать дальше или нет.

— Пригнись, ребята! — заорал он вдруг и развернулся вместе с рулем и креслом на 180°. Затем поддал газу и помчался навстречу преследователям. Туманные пятна чужой машины росли на глазах.

— Сейчас врежемся, — прошептал побелевшими губами Рубот.

И в самом деле, дорога была узкой и разъехаться машины никак не могли. Табольт увидел три фигуры, которые отделились от машины и рванулись в сторону. Через мгновение раздались автоматные очереди. Пули звонко зацокали по ветровому стеклу. Табольт даже не пригнулся: стекла в машине пуленепробиваемые. Взяв чуть влево, он зацепил чужую машину передним бампером и, как игрушку, опрокинул ее на обочину. Впрочем, не опрокинул, а отшвырнул в сторону, как дохлого котенка. Скорость и удар были рассчитаны точно. Чужая машина с силой ударилась о землю. Раздались скрежет металла, звон разбитого стекла. Табольт посмотрел в боковое зеркало и увидел туманное пятно горевшего в поле костра. С трассы могли заметить и его машину, и костер. Вся операция заняла не более минуты.

— Не завидую ребятам, — усмехнулся Рубот. — Ловко ты отделал их, Ремми.

— Я начинал свою карьеру с угона автомашин, — лицо его было напряженным и строгим.

— Слушайте меня, ребята. Сейчас мы с вами заберемся в подходящую берлогу, и никто из вас не должен высовывать оттуда носа, пока не приутихнет заваруха или пока мы не смотаемся из этой проклятой богом страны. Придется вам пока обходиться без баб и без шикарной жизни.

Табольт вывел машину на трассу и дал полный газ. Отсюда ничего не было видно. Пелена густого тумана скрыла все признаки только что закончившегося пoeдинка. Минут через сорок они свернули налево и еще через двадцать въехали в ворота небольшой фермы. Место было верное. Хозяин знал Табольта, как преуспевающего коммерсанта.

Табольт наплел ему захватывающую историю о том, как он и его товарищи ведут уже полгода борьбу с одной гангстерской бандой. Им нужно переждать два-три дня, пока полиция, которой они кое-что сообщили, не выйдет на след банды и не засадит подлецов за решетку. Банда требовала, чтобы Табольт и его друзья выплачивали ей рэкет, а они выплачивать не желают. Фермер слушал Табольта, раскрыв рот от изумления. Человек простодушный и доверчивый, он даже и не подумал усомниться в правдивости рассказа своего благодетеля.

Как-то лет пять назад на фермера вечером напали грабители, а он как раз взял в банке все свои сбережения, чтобы заплатить за участок земли, который прикупил у соседа. Чудак во что бы то ни стало хотел получить за свою землю наличными. Табольт как раз проезжал мимо и живо обратил в бегство грабителей. Потом он проехал с фермером до самого его дома. С таким экскортом тот чувствовал себя в полной безопасности. За эти пять лет Табольт три-четыре раза наезжал на ферму. Уж очень нравилась ему сестра хозяина.

Фермер отвел приятелям две комнаты. Рубот и Лудди сразу завалились спать, а Табольт что-то долго писал. Потом взял машину хозяина и уехал. Вернулся часа через полтора. До утра он так и не заснул.

Инспектор проснулся в шесть утра. У него был номер «люкс»: кабинет, спальня и ванная комната. Насвистывая веселый мотивчик, он обтерся холодной водой, с удовольствием прошелся по телу мохнатым полотенцем. Детектив был в хорошем настроении. Результаты вчерашней работы обнадеживали.

В одном из дел, присланных Снайдом, он обнаружил довольно любопытное обстоятельство. Уточняя его, Яви потерял несколько часов. Пришлось звонить, копаться в подшивках газет, отправлять несколько официальных запросов, в том числе и в Главный комиссариат. И хотя ответов еще не было, Яви не сомневался, что они его не разочаруют.

Инспектор включил электробритву и поднес ее к лицу. Однако побриться не удалось. Выключили электричество.

Яви постоял с бритвой минуту-полторы. Ничего не изменилось.

Чертыхаясь, он оделся и вышел в коридор. Здесь было многолюдно и шумно.

Скоро Яви узнал, что объявили забастовку энергетики, работники газет, телевидения и радио, полиграфии, сферы бытовых услуг. Забастовочный комитет разрешал подачу электроэнергии только больницам, детским учреждениям, системе водопровода и канализации, центральным продовольственным складам, предприятиям связи.

Яви потрогал на лице щетину. Придется начинать день небритым.

В фойе его остановил какой-то мужчина и начал кричать, что, мол, полиция совсем распустила народ и что терпеть этого больше нельзя. Инспектор так посмотрел на него, что он как ошпаренный отскочил в сторону. Потребительски-высокомерное отношение к полиции почему-то всегда до глубины души оскорбляло Яви.

Комиссариат поразил его тишиной и малолюдием. Дежурный доложил, что комиссар Муттон бросил почти всю полицию на городские улицы, опасаясь манифестации забастовщиков.

Яви быстро пробежал глазами текст листовки забастовочного комитета. Забастовщики требовали освобождения телерепортеров, повышения заработной платы, снятия запрета с компартии Арании…