Андрей Ливадный - Врата Миров

– Сами решите, кто воспитывать будет. – Ц’ост наклонился ближе и шепнул: – Заботьтесь о ребенке. Не послушаете – пожалеете.

Угрозы, открыто произнесенные морфами, воспринимались всерьез. Наглядных уроков никто не хотел. Несколько селений уже погибло. Одних заморозили насмерть, других в пустые сектора изгнали.

Ц’осты больше разговаривать не стали. Решили, что дело сделано, развернулись и зашагали назад к тоннелю, ведущему через разрушенные палубы, к их недосягаемой и, как поговаривали, райской обители.

– У, нечисть! – сплюнул им вслед Иннокентий. – Маланья, что там? – он обернулся.

Старуха замерла, сама не своя.

– Подкидыш! – тихо простонала она. И зачем только тряпье развернула?

Иннокентий забрал у нее ребенка, взглянул.

– Девочка.

– Выродок! – зашипела старуха.

– Замолчи уж! Откуда знать, может, украли ее!

– Ага. У одних украли, а нам вернули? Говорю – выродок! Подкидыш морфовский!

– Что тебе сказал ц’ост?

– Беречь велел. Иначе, говорит, худо вам будет.

– Вот и береги! – Маланья и опомниться не успела, как Иннокентий вернул ей девочку. Та сладко спала, безмятежно посапывая.

– Да ты с ума сошел? Старая я детей-то растить!

– Ничего, справишься. В другой раз побежишь со всеми, от греха.

Так в поселке появилась Мишель.

Имя для девочки, как водится, выбрали наугад, из старой электронной книги, которая называлась «Список пассажиров и экипажа колониального транспорта «Прометей».

Под номером «67» там значилась некая Мишель Бертран, колонистка, экзобиолог. Из четырех непонятных слов понравилось первое, так и решили.

Маланья со своей долей смирилась, но падчерицу невзлюбила. А с чего, спрашивается, ее любить? Всю жизнь прожила в страхе перед морфами да их подручными, а когда свои сыновья выросли, семьями обзавелись, оглянулась, а годы-то прошли! Даже вспомнить нечего, кроме тяжкого труда да вязкого, въедливого ужаса. Муж на заработках погиб, опять – мысленный плевок в сторону морфов – они виноваты! А кто же еще? Умные люди говорят, что именно ц’осты наплодили мутантов да прочую мерзость!

В отсеке у старухи было грязно, еды, как и у всех, только чтоб с голода не помереть, – разве тут не обозлишься?

– Ох, хлебнем мы с тобой горя… – Маланья подошла к самодельной колыбели, недобро взглянула на девочку. Маленькая, беспомощная, она не плакала, не заходилась в требовательном крике, лежала тихо, чистыми, невинными глазами рассматривала низкий грязный потолок отсека, улыбалась в ответ на злобный тяжелый взгляд старухи.

Чужие дети растут быстро.

О странном инциденте поговорили и забыли, других забот хватало с избытком.

Маланья редко выходила из своего отсека. Старость, как говорят, – не радость, зато Мишель росла смышленой, подвижной.

– Бабушка, – Мишель вошла с тяжелым ведром воды. – Морфы опять приходили!

– А ты и рада? – старуха недобро обожгла взглядом семилетнюю падчерицу.

– Они смешные, – улыбнулась Мишель. – И чего их все боятся?

– Воду не расплескай! Готовить будешь. Помнишь, как я учила?

– Конечно. – Девочка поставила ведро, подошла к старухе, обняла ее. – Сейчас. Отдышусь немного.

– Чего хотели-то?

Мишель пожала плечами. Ей нравилось ходить за водой, чувствовать себя взрослой. И готовила она охотно, а на косые взгляды да постоянное ворчание внимания не обращала. Привыкла.

– Морфы кричали громко. Злились. Я в сторонке стояла. Дедушка Иннокентий с ними спорил. – Она вылила часть воды в самодельную кастрюлю, поставила на сегмент нагревателя, коснулась сенсора. Индикатор светился желтым. Опять долго ждать, пока закипит.

– О чем спорили-то?

– Ну, морфы все о каком-то договоре твердили. – Мишель села на высокий стул, болтая ногами, принялась крошить в воду брикет пищевого концентрата. – Говорят: нарушили мы его! Должны жить в одном месте, а расселились, без разрешения новые палубы захватили, ресурсы тратим, а толку от нас никакого!

– У, твари… – прошипела Маланья. – Все неймется им!

– Бабушка, а кто такой Храпов? – спросила Мишель. – Он морфам какое-то обещание дал? И не выполнил?

– Маленькая ты еще! – ворчливо ответила старуха. – Не твоего ума дело!

– Ну, расскажи! Скучно ведь ждать, пока вода закипит!

– Вот пристала! – взгляд Маланьи затуманился, видно, слова Мишель пробудили какие-то давние, уже потускневшие воспоминания.

– Сережа Храпов был нашим командиром группы, – старуха устало прикрыла глаза, говорила тихо, с одышкой. – Мы с «Прометея» на борт этой станции высадились. Думали, что она разрушена, необитаема. – Речь Маланьи изменилась, словно сейчас с девочкой говорила совсем другая, потерявшаяся в далеком прошлом, стертая тяжкими буднями личность. – Хонди, будь они прокляты, напали на «Прометей». Корабль наш и так был поврежден, боя не выдержал. Где он сейчас, неизвестно. Да и выжил ли кто? – старуха тяжело вздохнула. – Остались мы одни, страшно было. Храпов нас в глубины станции повел. Долго пробирались через разрушенные сектора, пока к загерметизированным палубам не вышли. Тут-то нас морфы и встретили. Станция-то им принадлежит. Они всем управляют.

– Бабушка, а что такое «Прометей»?

– Не перебивай! За супом следи! Все равно не поймешь.

Мишель погрустнела: «Вот всегда так. Ворчит, ругается. А я уже большая. Сколько тайн знаю!»

– «Прометей» – это космический корабль. – Маланья неожиданно смягчилась.

– Такой, как те, что у хонди? Я видела, они между разными частями станции через пустоту летают!

– И где ж ты могла увидеть? – моментально насторожилась старуха. – Опять в запретные сектора ходишь?!

– Ну, я только одним глазком взглянула! Не сердись!

– Вот горе-то! Говорила Иннокентию, завари люки! Узнаю, что не слушаешься, ремнем отхожу! Не смотри, что старая!

– Ну, мне скучно было… – виновато призналась Мишель.

– Ты обо мне подумала? Там мутанты, нечисть всякая!

– Я осторожно. По старой вентиляции. Никто и не заметил!

Вода закипела, Мишель помешивала варево. Невкусно получится, но сытно.

– А «Прометей» большой был? – спросила она.

– Большой. Да что теперь о нем говорить. Сгинул корабль. А мы тут остались. Навсегда. Пришлось с морфами договариваться, они нас к обитаемым секторам привели. Здесь, оказывается, уже люди жили. Как, когда они попали на станцию, никто не знает. Сами они не помнят, а морфы молчат.

– А почему они говорят, что от нас никакого толка нет?

– Сережа Храпов с ними договорился, пообещал, что мы до реакторов станции доберемся, починим их. Вот только не вышло ничего. Он с собой пятерых человек взял, нас обустраиваться на новом месте оставил, а сам сгинул. Вот такая судьба. Всех мы потеряли. И Русанова, и Рязанцева, и Глеба Полынина. Какие люди были, – вздохнула Маланья. – Они бы морфов быстро на место поставили, не дали бы над нами измываться. А то видишь, что удумали? Детей мы не должны растить, расселяться нельзя. А как быть-то? Вот мои сыновья, у каждого теперь семья, дети. Где жить? Отсеки тесные, народу много стало. Вот и ушли на заброшенные палубы, новые селения основали.