Журнал «Если» - «Если», 2012 № 09

— Зачем убивать, если сейчас он поступил куда проще? — спросил виконт.

— Видимо, повзрослевшие маги-близнецы стали слишком опасны. Маркиз же мне ничем не помог; заклятье не позволило ему вспомнить своего благодетеля.

Над кронами цветущих деревьев вырастали, приближаясь, полупрозрачные башенки дома. У Рафаэля был еще вопрос к брату.

— Эл сказал странную фразу: «Вороны отыщут, где ни спрячься». Что это может значить?

— Вороны? — переспросил граф, останавливаясь. Кожа на лице серела, черты заострялись, как будто он старел, шагнув под неведомую противоположность Серебряного Дождя. — Герзенгольц, — выдохнул Леон потрясение. — Это он… — Граф взял себя в руки: — Как далеко в будущем ты видел то пламя?

— Через час. Уже меньше.

Леон ринулся к дому с криком:

— Йохана ко мне!

Йохан Жуг был мажордомом в поместье Альтенорао. Он вышел из дверей — не на зов, а по каким-то своим делам, и взлетевший по лестнице граф едва не сшиб его с ног.

— Йохан! Всем покинуть дом. Вещи брать некогда. Детей и деньги. И пусть уходят. Через службы, вдоль прудов, в лес. Рафаэль, за мной, — Леон кинулся в дверь мимо остолбеневшего мажордома. — Жозефина! Жожо! Где ты?!

В вестибюле, среди зеркал и резных деревянных панелей, граф огляделся, надеясь увидеть жену, бегущую по коридору в одном из крыльев их большого дома. Однако она как в воду канула. Ругнувшись, он шепотом произнес заклинание, от которого зашептали, зашипели, зашелестели стены и полы.

— Жозефина, — отчетливо выговорил Леон, и ее имя повторилось в залах и комнатах на всех трех этажах, — возьми ларец с драгоценностями, теплый плащ и беги из дома вместе со слугами.

Разнесшееся по дому указание отозвалось воплями перепуганных служанок. Вопли тоже пошли гулять, пугая людей еще больше.

— Молчать! — приказал граф. — Кому дорога жизнь — уходите. Через час тут все запылает. Элиан…

— Я остаюсь, — объявил тот, и дом подхватил его слова. — Ты сам сказал: я тоже маг.

— Это будет твое последнее приключение.

— Ваши часы явили мне собак много времени спустя.

Леон махнул рукой, уступая.

Взбежав по лестнице на третий этаж, он повернул налево; там находились две библиотеки — обычная и «магическая» — и рабочий кабинет самого графа.

Стены гудели причитаниями и бранью слуг, распоряжениями мажордома, детским плачем, мяуканьем кошки.

— Господин граф! — прозвенел испуганный девчачий голосок. — Кошку с котятами можно забрать?

— Забирайте все живое. Не забудьте лошадей. И шевелитесь, унеси вас Белое Пламя!

В конце крыла Леон остановился у пустой стены; по мановению хозяйской ладони в ней проступила массивная, с бронзовыми накладками дверь кабинета. Леон пробормотал заклинание, и дверь отворилась. За ней оказалась непроглядная тьма. Оттуда с визгом вырвались два черных существа, похожие на огромных летучих мышей, кинулись на Рафаэля и Элиана, крыльями залепили глаза, когтями впились в горло.

— Свои, — бросил граф, и твари мгновенно исчезли.

Элиан с Рафаэлем ошарашенно переглянулись, одинаковым движением пощупали горло. Крови не было.

— Проходите. — Леон зашел в кабинет, щелкнул пальцами.

Мрак сменился тусклым светом, сочившимся из окна с задернутыми шторами. Рафаэль огляделся. Книжный шкаф с застекленными дверцами, письменный стол, камин, жесткое кресло, в углу — напольная ваза с охапкой белых лилий, похожих на те, что Жозефина посадила на могиле графини Альтенорао. От них шел тонкий аромат.

Здесь было очень тихо — ни голосов, ни плача, ни шума сборов. Очевидно, отсюда тоже не уходило ни звука.

На стенах висели картины в грубых, едва оструганных рамах. На одной проступали из тьмы каменные ступени, на другой можно было разглядеть восемь окованных железом дверей, на третьей ничего не разберешь, как будто нарисован серый пепел, а на четвертой выписана дюжина разнообразных ключей с хитроумными бороздками. Они висели на гвоздях, вбитых в дубовую панель, и были освещены не поместившейся на картине свечой; ее свет отражался на их черных, красных, желтых, позеленевших тельцах, подчеркивал царапины, вмятинки, пятна ржавчины.

Граф Альтенорао повел рукой, и нарисованные ключи обратились настоящими, а рядом вспыхнула укрепленная на стене магическая свеча. Граф снял с гвоздя один из ключей и отпер дверцу книжного шкафа. Не без труда вытянув книгу с закованным в серебро переплетом, Леон отнес ее на письменный стол, раскрыл, зажег еще две свечи и наклонил так, чтобы капли расплавленного воска падали на страницы.

— Рафаэль, затопи камин, — велел он, усевшись к столу. Кивнул на пустой угол: — Дрова найдешь там. Нащупаешь и сложишь, затем подожжешь. Эл, сними картину с лестницей, вырежи из рамы холст. Раму нужно разломать и положить в камин, когда разгорится.

Леон сосредоточился на книге. На нее падали мутные капли, и он переворачивал страницы и прижимал, склеивая воском лист за листом.

Рафаэль вытаскивал из угла невидимые дрова. Намучился: чурочки были расщепленные, занозистые и немилосердно кололись, все больше под ногти. Элиан тоже едва справился с порученным делом и шипел от боли. Зато огонь в камине полыхнул, чуть только Рафаэль поднес свечу.

— Эл, клади раму, — велел граф Альтенорао.

Обжигаясь, Элиан сунул в пылающий зев камина обломки. Языки пламени съежились, потускнели, но, лизнув раз-другой, признали грубо оструганное дерево за пищу.

Граф поднялся от стола, свернул в трубку холст со ступенями и, что-то шепча, бросил в камин. Холст неспешно развернулся, накрыл пылающие дрова. Изображение проступило намного отчетливее: можно было разглядеть каждую щербину на древних ступенях, каждый стык на каменной стене рядом. Затем полотно вспыхнуло зеленым пламенем — и осыпалось пеплом. Огненные языки на невидимых дровах танцевали свободно и радостно.

Леон устало потер лицо и возвратился к столу, перевернул очередную страницу.

— Снимайте картину с дверями. Так же вырезать полотно, разломать раму. Холст разрезать на восемь частей, каждую со своей дверью. Осторожнее, не повредите двери. И складывайте на полу, не спутав порядок.

Опять намучились, хоть и укрощали картину вдвоем. Разрезали вкривь и вкось, хотя кинжалы были превосходно наточены. К счастью, ни одну дверь не задели и не оттяпали от нее кусок. Когда Леон подошел принимать работу, оказалось, что кособокие обрезки заляпаны кровью, а пальцы Элиана и Рафаэля щедро кровоточат.

Граф бросил в камин обломки рамы, одну за другой скормил огню нарисованные двери. Они сгорали быстро, на несколько мгновений успев проявиться до последнего гвоздя и заклепки. Леон раз за разом шептал короткое заклинание; и от раза к разу ему становилось все труднее дышать, на лбу выступила испарина.