Алексей Удалов - Дар страны Мидос

Красивый бородач прошел в центр палаты и сел на стул.

Бережной осторожно присел на кровать.

— Здравствуй, Макар, — сказал рулат. — На завтра назначен Верховный Совет. Там ты окончательно будешь признан виновным.

— А что, появились доказательства?

— Улик достаточно. Это дело решенное.

— Интересный у вас суд. Решение принято заранее. Что-то знакомое…

— Объясню тебе, если ты не понял. Я не сказал, что будет суд — завтра будет Верховный Совет. У нас нет суда в вашем понимании, он нам не нужен. Наказывать кого-то серьезно нам приходится очень редко. Поэтому такие решения принимаются на Совете наиболее уважаемыми и заслуженными людьми страны. Общество доверяет им такую, прямо скажем, нелицеприятную миссию… Я понятно объяснил? Прекрасно. Больше советую меня не перебивать. После вынесения решения наметятся два варианта твоего будущего. Первый, и пока единственный: ты проведешь в пирамиде, то бишь в каменном мешке, весь остаток дней своих, ну или, по крайней мере — до старости. Я тебя уверяю, большинством голосов этот вариант будет принят. А такое заключение означает полную изоляцию от внешнего мира. Позволят ли тебе свидания — раз в год, или реже, или вообще не позволят — не знаю. Да и с кем тебе общаться? Родственников у тебя здесь нет, поэтому в интересах государственной безопасности я буду настаивать на полном прекращении всех контактов. И мы с рассерженными тобой рулатами найдем компромисс, будь уверен, будешь один в четырех стенах с ума сходить… Согласись — незавидная перспектива.

Макар совершенно искренне кивнул головой. Глар доверительно продолжил:

— Я предлагаю тебе второй вариант. Сразу самому во всем сознаться и публично раскаяться. Если ты и не выдавишь из рулатов слезу умиленных покаянием пастырей, они все равно учтут это при определении меры наказания. Потом ты попросишь Верховный Совет о снисхождении — чтобы тебя отправили домой, предварительно частично стерев память. Должен честно тебя предупредить — таких операций у нас никогда не делали, не было необходимости. И здесь есть некоторый риск повредить психику. Поэтому именно от тебя, добровольно должна исходить эта инициатива. Как бы ты в принципе предлагаешь такой вариант, толком ничего не зная об этом. А там уж, когда Совет обратится к ученым, те подтвердят — да, это возможно. Сразу же тебя и успокою — медики утверждают, что риск здесь — чисто теоретический. Так что в результате ты окажешься в Москве, точно такой же человек, что и прежде, просто ты ничего не будешь помнить о Мидосе. При желании, мы оставим тебе знания всех приобретенных земных языков. Правда тебя там это сильно озадачит. Но это дело твое. Будешь жить как и прежде, постигать науку генетику. Гарантирую, что лично я поддержу твою просьбу. Думаю, что и наши отходчивые рулаты в этом случае пойдут навстречу… Да, тебе, наверное, интересно, что мне за дело до твоей судьбы? Прямое. Моему ведомству не нужен одиозный арестант на многие годы вперед.

Макар жевал губу.

Мягко стелет… Мотив-то его понятен. Шерше ля фам. Высылка иностранных дипломатов, выдворение нелегальных иммигрантов, расчистка поляны для брачных игр. А ведь рулат боится землянина! Иначе и не суетился бы — замуровал бы его, как Хеопса, и дело с концом. Восторжествовал бы над противником, раздавил его. Ан нет. Согласен отпустить с миром — лишь бы подальше отсюда, да еще и память стереть!

Бережной, размышляя, поводил рукой по подушке, потрогал прикроватный столик, подвигал чашки. В одной из них на дне плескался холодный чай — вчера вечером Лана не допила. Макар опрокинул его в себя.

— А почему бы вам, господин капитул Чести, самому не признаться в краже Книги? Почему я должен признаваться в вашем преступлении?

Глар побагровел.

— Ты еще имеешь наглость…

Макар, напротив, впал в умиротворение обреченного борца за идею, который может себе позволить поиздеваться над палачом.

— А что вы хотели, капитул Подлости? Чтоб я стал у тебя послушным козлом отпущения? А вот это видел? — и он показал рулату здоровой рукой неприличный жест. — Мы оба прекрасно знаем, кто что украл и кому подбросил! И я молчать об этом не буду!

Глар встал со стула и пошел к выходу. У двери повернулся и сказал:

— Заигрался ты в свои шпионские игры. Сам себе могилу вырыл.

И ушел.

Завтрак Бережного остыл, да и от еды уже с души воротило.

Тьфу! Скотина!

Тем же утром он рассказал Лане о предстоящем судилище. Умолчал лишь о предложенном альтернативном варианте. Девушка сжалась, глаза ее выдавали неверие и одновременно предвестие нервного срыва. Но она сдержалась.

Она полетела к отцу.

До вечера Бережной вышагивал по палате, то и дело заваливался на кровать — предавался воспоминаниям и размышлениям о своей удивительной, фантастичной жизни. То есть не всей жизни — в целом весьма заурядной — а о последних месяцах пребывания в тайном закулисье, где он, простой смертный, постиг неведомую человечеству тайну целого мира. И не просто постиг, а поучаствовал в работе глобальных пружин и шестеренок этого мироздания. Это ли судьба, о которой стоит сожалеть? Уникальная на планете судьба. А почему выбран был именно он? Кто ж его знает. Вытащил один из шести миллиардов лотерейных билетов. А, может, свыше ему было предопределено… Уж как он справился со своим заданием — неизвестно; видимо, плохо. Земля катится к катастрофе. Но он, Макар Бережной, — видит Бог — ложился костьми и делал все что мог. Ему, в целом, не в чем себя винить. Еще он благодарен судьбе за то, что есть в надпространстве женщина, которая обратила свой взор на него, грешного. И ради которой он сам готов хоть куда — хоть на пожизненное заключение, хоть на эшафот. А этот ублюдок Глар еще предлагал стереть о ней память — убил бы суку!

Лана прилетела уже на закате, усталая и подавленная. Результат был ясен.

— Всё? — спросил Макар.

Она подняла тяжелые глаза.

— Папа сказал, что он лично проголосует за обвинительный приговор. Каких бы смягчающих обстоятельств не было, шпионаж — тягчайшее преступление, и виновный должен быть наказан, — всхлипнула она. — Я хотела его убедить, но он и слушать ничего не стал. Я была везде… Все против тебя-а-а-а! — заревела она на всю катушку и вжалась в него. Он успокаивал ее, а она, по-детски скривив рот, неудержимо заливалась горячей влагой.

Наутро, при участии Ланы, Макар был приведен в приличествующий, цивилизованный вид. Он был умыт, причесан-прилизан, облачен в светлую рубашку и светлые же просторные штаны, обут в строгие сандалии. О его недавнем посещении камеры пыток напоминали только аккуратная повязка на глазу и закованная в легкое прочное крепление кисть правой руки. Все остальные крепления — на плече, на ребрах — были скрыты под рубашкой. Лана упорно предлагала выставить все это напоказ: «Пусть полюбуются!». Она даже хотела нарисовать на лице исчезнувшие гематомы: «Сделаем — не отличишь!», но Макар пресек эту показуху.