Том Годвин - Научно-фантастические рассказы американских писателей

Марта зажмурилась и отвела глаза от страницы. Когда она снова взглянула на фотографию буквы успокоились и встали на свои места.

Строчка наверху страницы состояла из четырех слов. Они были подчеркнуты снизу и сверху. Было похоже, что так марсиане выделяли заглавие.

— Мастхар норвод Тадавас Сорнхульва, — прочитала Марта про себя.

Она начала листать записную книжку, чтобы проверить, встречала ли она раньше эти слова, а если встречала, то в каком контексте. Все три слова она нашла в списках” Кроме того, там было отмечено, что мастхар и норвод — полнозначные слова, в то время как давас и вод играют служебную роль. Слово давас , очевидно, было каким-то значимым элементом, а вод — суффиксом. Сорн и хулъва тоже были значимыми корнями. Марсиане, по всей вероятности, широко пользовались словосложением. Они наверняка издавали журналы, и один из этих журналов назывался “Мастхар норвод Тадавас Сорнхульва”.

Она старалась представить себе, как мог выглядеть журнал. Может быть, он напоминал “Археологический ежегодник”, а может быть, был чем-то вроде “Мира приключений”.

Под заголовком стояли дата и номер выпуска. Они не раз находили разные предметы, пронумерованные по порядку, и поэтому Марта смогла установить цифры и определить, что марсиане пользовались десятичной системой счисления. Это был тысяча семьсот пятьдесят четвертый выпуск. Дома 14837: дома , должно быть, было названием одного из марсианских месяцев. Слово это встречалось ей уже несколько раз.

Она беспрестанно курила и сосредоточенно листала свои записи.

Сахико с кем-то разговаривала, затем скрипнул стул в конце стола. Марта подняла голову и увидела огромного человека с багровым лицом, на нем была зеленая форма майора Космической службы. Он сел рядом с Сахико. Это был Айвн Фитцджеральд, врач экспедиции. Он поднял пресс с книги, очень похожей на ту, которую реставрировала Сахико.

— Совсем не было времени, — сказал он в ответ на вопрос Сахико.

— Эта девушка Финчли все еще лежит, а диагноза я так и не могу поставить. Я проверял культуру бактерий, а все свободное время препарировал образцы для Билла Чандлера. Он наконец нашел млекопитающее. Похоже на нашу ящерицу. Всего в четыре дюйма длиной, но теплокровное, живородящее — все как полагается. Роет нору и питается здешними так называемыми насекомыми.

— Неужели здесь достаточно кислорода для таких животных? — спросила Сахико.

— Очевидно, достаточно у самой земли. — Фитцджеральд укрепил ремешок свой лупы и надвинул ее на глаза. — Он нашел этого зверька внизу, в лощине, на дне моря. Ха! Да эта страница совсем целая… — Он продолжал что-то бормотать вполголоса. Время от времени он приподнимал страницу и подкладывал под нее прозрачный пластикат. Работал он так же безупречно, как Сахико. Маленькие руки японки двигались изящно, как кошачьи лапки, умывающие мордочку, а здесь была точность ударов парового молота, раскалывающего орех. Полевая археология тоже требует четкости и осторожности движений.

На работу этой пары Марта всегда смотрела с нескрываемым восхищением. Затем она снова вернулась к своим спискам.

Следующая страница, видимо, была началом статьи. Знакомых слов почти не встречалось. У Марты было впечатление, что перед ней — страница научного, может быть технического, журнала. Она была уверена, что это не беллетристика. Абзацы имели слишком внушительный и ученый вид.

Вдруг раздался торжествующий возглас Фитцджеральда:

— Ха! Наконец!

Марта подняла голову и посмотрела на него. Он отделил страницу книги и осторожно наложил сверху лист пластиката.

— Картинки? — спросила она.

— На этой стороне — нет. Подождите минуту, — он перевернул лист. — И на этой ничего…

Он приклеил с другой стороны еще один лист пластиката, затем взял со стола трубку и закурил. — Мне это дело доставляет удовольствие, а кроме того, — хорошая практика для рук, так что я не жалуюсь. Но, Марта, вы серьезно думаете, что из всего этого можно будет хоть что-нибудь извлечь?

Сахико подняла пинцетом кусочек кремниевого пластиката, который заменял марсианам бумагу. Он был величиной в квадратный дюйм.

— Смотрите! На этом кусочке — целых три слова, — проворковала она. — Айвн, вам повезло, у вас еще легкая книга!

Но Фитцджеральда не так легко было отвлечь.

— Ведь эта чепуха совершенно лишена смысла, — продолжал он. — Это имело смысл пятьсот столетий назад, а сейчас все это ничего не значит.

Марта покачала головой.

— Смысл — не то, что испаряется со временем, — возразила она, — и смысла в этой книге сейчас ничуть не меньше, чем когда-либо, но мы пока не знаем, как его расшифровать.

— Мне тоже кажется, что вся эта работа впустую, — вмешался в разговор Селим. — Сейчас не существует способов дешифровки.

— Но мы найдем их, — Марта говорила, чувствуя, что убеждает не собеседников, а себя.

— Каким образом? С помощью картинок и надписей? Мы нашли уже много картинок с надписями, а что они нам дали? Надпись делается для того, чтобы разъяснить картинку, а не наоборот. Представьте себе, что кто-нибудь, незнакомый с нашей культурой, нашел бы портрет человека с седой бородой и усами, распиливающего бревно. Он подумал бы, что надпись означает “Человек, распиливающий бревно”. Откуда ему знать, что на самом деле это — “Вильгельм II в изгнании в Дорне”?

Сахико сняла лупу и прикурила сигарету.

— Я могу еще представить себе картинки, сделанные для разъяснения надписей, — сказала она, — такие, как в учебниках иностранных языков: изображения в строчку и под ними — слово или фраза.

— Ну, конечно, если мы найдем что-нибудь подобное… — начал Селим.

— Михаил Вентрис нашел что-то вроде этого в пятидесятых годах, — раздался вдруг голос полковника Пенроуза. Марта обернулась. Полковник стоял у стола археологов. Капитан Фильд и пилот уже ушли.

— Он нашел инвентарные описи военных складов, — продолжал Пенроуз. — Они были сделаны критским линейным письмом, и сверху на каждом листе был маленький рисунок меча, шлема, треножника или колеса боевой колесницы, и эти изображения дали ему ключ к надписи.

— Полковник скоро превратится в археолога, — заметил Фитцджеральд. — Мы все здесь, в экспедиции, освоим новые специальности.

— Я слышал об этом еще задолго до того, как была задумана экспедиция. — Пенроуз постучал сигаретой о свой золотой портсигар. — Я слышал об этом еще до Тридцатидневной войны, в школе разведчиков. Речь шла об анализе шифра, а не об археологических открытиях.

— Анализ шифра, — проворчал фон Олмхорст. — Чтение незнакомого шифра на знакомом языке. Списки Вент-риса были на известном языке, на греческом. Ни он и никто другой никогда не прочитали бы ни слова по-критски, если бы не была найдена в 1963 году греко-критская двуязычная надпись. Ведь незнакомый древний текст может быть прочитан только с помощью двуязычной надписи, один язык должен быть известным. А у нас что? Разве у нас есть хоть что-нибудь подобное? Вот, Марта, вы бьетесь над этими марсианскими текстами с тех пор, как мы высадились, то есть уже целых шесть месяцев. Скажите мне, вы нашли хоть одно слово, смысл которого был бы вам ясен?