Александр Афанасьев - Живите и помните!

Просто поверить не могу – как мы сумели приземлиться…

«Оспри» имеет систему переключения тяги с одного двигателя на другой и, даже если один двигатель поврежден, теоретически может лететь на одном, работающим на оба винта. Но не в том случае, если машина перегружена и осколками ракеты поврежден один из редукторов и вал передачи мощности. И с хлещущей жидкостью из гидравлики. «Оспри» был хорош многим, но вынесенные далеко от фюзеляжа, плохо защищенные гондолы двигателей были лакомой приманкой, что для ракеты, что для ЗУ.

И все-таки мы сели. Перед тем как в нас попала ракета, мы успели набрать метров двести высоты, и когда ракета попала в правый двигатель, пришлось садиться на левом, с креном, плохо управляемым снижением и пожаром по правому борту. Но все-же сели – второй двигатель отказал всего в нескольких метрах от земли – и мы грохнулись…

К счастью, грохнулись не на лес, на поле. Не перевернулись, только падали с сильным креном, и от этого полностью смялась и оторвалась правая мотогондола. Не случилось и пожара…

Сорвав аварийную пломбу, мы с трудом выбрались наружу. Кто-то бросил на поле дымовую шашку – и я дал волю, выругал идиота матом по-русски, по-английски, по-германски и на фарси. Потому что полным идиотом надо было быть, чтобы обозначить место падения для поисковых команд британцев. Дымовую шашку затушили, затоптали, как смогли…

Второй конвертоплан, который и спас нас, уже висел над нами, освещая прожектором…

– Черт…

Я посмотрел на часы. По местному, восточному поясному, еще трех часов ночи нет. У нас есть часа три до рассвета – надо уходить, пока не прибыли поисковые отряды. А они обязательно прибудут – с собаками, со всей прочей хренью. Сбитый конвертоплан – отличная приманка.

И пойдут за нами.

Почему я не улетел на канонерской машине – с Павлом, Моникой и ранеными? А сами как думаете? Чтобы спокойно спать потом по ночам. К тому же я своего рода гарантия того, что отряд не бросят, прилетят и вытащат. Без меня – могут бросить, списать в расход, мы и так уже на грани войны с Великобританией, могут решить, что не стоит рисковать спасательной операцией в глубоком тылу. Но если опасность попасть в плен угрожает вице-адмиралу флота, да еще секретоносителю высшей категории, тогда вытаскивать, конечно, будут.

Я заметил, как Ругид проверяет ноги. Точнее ногу. Переносит на нее весь вес своего тела и смотрит, что будет.

– Сэр, вы ранены? Что с вашей ногой?

– Пустяки…

– Сэр, совсем не пустяки. Вы будете тормозить движение группы так.

– Черт, только не хватало, чтобы на старости лет русский учил меня жизни.

Я молча повернулся, подошел к конвертоплану, который все еще дымился.

– Потушили, сэр, – отрапортовал мне кто-то из североамериканцев. После того, что мы утворили на «Точке А», меня принимали за своего.

– Медик есть?

– Я, сэр. – Неприметный парнишка шагнул вперед, самый молодой из всех. Понятное дело – пришел в морскую пехоту, чтобы дядя Сэм заплатил за колледж, да так и остался.

– Осмотрите полковника. Мне надо знать, что у него с ногой. На ругань внимания не обращайте, ясно?

– Да, сэр.

– Отряд – в шеренгу по одному стройся.

Выстроились по росту – вперемежку, русские и североамериканцы. Случись британцам накрыть нас – разбираться не будут.

– Попрыгали.

Я пошел вдоль строя, прислушиваясь и присматриваясь. Новичков не было, и собрались все нормально. И хорошо, что раненых отправили, без раненых – скорость передвижения можно увеличить почти что в разы.

Как-то так получилось в тот момент, что командование объединенным отрядом перешло ко мне.

– Карту!

Развернули карту, сделанную на основе спутниковых снимков, подсветили фонариком. Кстати, знаете, зачем надо было прикладывать усилия и тушить загоревшийся конвертоплан? Да потому, что пламя и дым видны с воздуха за несколько миль. А вот просто стоящая на земле машина – попробуй, отыщи.

– Офицер, ваши предложения?

Белобрысый капитан морской пехоты ткнул пальцем в карту.

– Офицер Бастиан, сэр. Я бы пошел вот в этом направлении, сэр, к побережью.

– Тут нас и будут искать, офицер.

– Сэр, мы можем уклоняться от поисковых групп. Можем принять бой.

– Не согласен. Надо не принимать бой, а уходить от него. Еще какие предложения?

Русские и североамериканцы молча сопели, ожидая решения командира.

– Вот сюда, – решил я, – строго на север. Никто этого от нас не ждет. Все ждут, что мы пойдем на восток, к побережью. Идя на север, мы удаляемся от зоны активных боевых действий, где сосредоточена основная боевая техника. В том числе и вертолеты, а у них, как вы знаете, радиус действия ограничен. А тем, кто придет нас забирать, все равно, им лететь с моря. К тому же вот здесь и здесь прииски, лесозаготовительные пункты. Можно будет разжиться здесь колесами и ехать уже на них, а не чапать на своих двоих.

– Сэр! – вернулся медик.

– Докладывай.

– Небольшое растяжение. Неприятно, но ничего страшного. Можно идти, тем более что я наложил давящую повязку.

Да уж… Был в моей памяти случай, когда курсант, чтобы не сойти с дистанции, прошел больше тридцати километров со сломанной лодыжкой, наложив такую же вот давящую повязку. Все мы тогда кончеными психами были, хоть запирай.

– Он дойдет? Идти придется долго, возможно, что и быстро.

– Думаю, да, сэр. Он морпех и неплохо подготовлен. Перелома точно нет.

– Ну? Все решили? – спросил подошедший Ругид.

– Решили. Выступаем. Головной дозор трое, пулемет в головной дозор. Двое в замыкающий. Смотреть по сторонам. Выступаем.

Конечно же, уйти нам далеко не дали. Я даже не знаю, что это было, то ли ночной БПЛА, то ли спутник, то ли просто какой-то местный житель заметил перемещающуюся группу и сообщил куда следует. Как бы то ни было – меньше чем через час после того, как мы покинули место падения нашего конвертоплана, мы услышали рокот вертолетных винтов.

Я оглянулся, оценил обстановку. Здесь уже был край, где хозяйствовали фермеры, можно было сажать пшеницу на зерно и спирт, но впереди был перелесок. Узкий, аккуратный, видимо, для снегозащиты или для отделения границ угодий.

– К перелеску – бегом! Живо, живо, живо!

Головной дозор уже был в перелеске, мы бросились к спасительным деревьям, уже не соблюдая дисциплины. Местная пшеница – короткоостная, спрячешься в поле только если лежа. Господи… вот уж не русское поле и не русский лес… родная земля тебя от любого супостата спрячет.

Надежды на то, что вертолет этот – просто поисковый, ведет поиск в районе, не оправдались. Массивный, вытянутый в длину «Бристоль» показался на горизонте, в носу у него был прожектор, по бортам – пулеметы.