Алекс Клемешье - Квартирный вопрос (сборник)

Толпа одобрительно загалдела. Слева-справа слышались отдельные выкрики: дескать, не президент, а мэр, и не мэр, а Госдума, — но в целом, похоже, указом довольны были все.

С облегчением пробравшись к турникету (шарк-шарк, шарк-шарк), я приложил карточку и поспешил сбежать — нейтральное мое настроение обрушивалось под углом наклона эскалатора и на такую же глубину, но со скоростью, в разы стремительней ползущих ступеней. Бежать было мерзко, а вякать что-либо в ответ… Толпа не любит, когда ей вякают в ответ.

Толпу на место не поставишь.

Совсем сбежать не получилось: кто-то из вестибюльной давки переместился в давку вагонную и разговор продолжился.

Окно передо мной рекламировало тот же гериатрический санаторий, что и гигантский плакат рядом с домом. Миниатюрные проекторы формировали на стекле довольно сносную картинку черноморских пляжей, белокаменных корпусов-коттеджей, внутреннего убранства палат и интерьеров помещений общего пользования. Мельком показали подобные же санатории на Валдае, Алтае, Северном Кавказе, Дальнем Востоке — сказка, а не дома престарелых!

Ролик запустили сначала. Я отсчитал глазами шестое окно — там обычно крутили не рекламу, а новости, — но до шестого было далеко и под таким углом я не мог рассмотреть изображения. Зацепился взглядом за двух девиц справа — одного возраста, с одинаково голыми, несмотря на март месяц, животиками, в одинаковых наушниках.

— Раньше хоть прическу можно было поправить! — кивая на рекламное окно, посетовала одна; и вторая ее, как ни странно, услышала, поджала губы и кивнула.

На спине ее куртешки светилось алым: «Дорогу молодым!». Ну разумеется!

Я бы многое отдал за наушники: до слуха упорно доносились отголоски вестибюльных разговоров, привлекших новых участников из числа пассажиров. Попытался отгородиться чтением бегущей строки внизу рекламы санатория на Черном море. «Милые вы наши! — похоже, это была реклама женского отделения, которую не удосужились отредактировать для метро, где „милые вы наши“ указом президента уже давно не появлялись. — У вас была насыщенная жизнь, вы много работали на благо страны, не жалея сил и здоровья. Теперь настал наш черед позаботиться о вас! Места, куда вы раньше мечтали попасть раз в год, теперь открыты для вас постоянно. Только для вас, специально для вас, совершенно бесплатно! Волшебный климат, комфортабельные комнаты, профессиональный уход, индивидуальные программы, высококвалифицированные врачи-геронтологи, маммологи, гинекологи, невропатологи, диетологи, эндокринологи — всё к вашим услугам в гериатрическом центре на побережье, в двух шагах от Черного моря!» В телевизионной версии ролика фоном напевал Утёсов. В общественном транспорте звуковая информация была запрещена.

Окно посветлело, протаяло — станция. Открывшиеся двери выпустили одну партию ушей и ртов и впустили другую.

— И правильно! — кто-то, мгновенно сориентировавшись, подключился к беседе. — Подошел возраст — освобождай рабочее место, ступай на заслуженную пенсию!

— Дорогу молодым! — пошутил, кажется, всё тот же мужчина в бейсболке.

— Вот-вот! А рабочих мест всегда не хватает.

— И не говорите! — сокрушенно вздохнула полная женщина слева. — У меня дочь — дипломированный хирург. Ординатура, аспирантура — а работает в социальной службе! Тридцать пять скоро, а она продукты старикам разносит. Нет, я понимаю, это тоже работа. Но почему? А потому что в клинике, видите ли, светило медицины с полувековым стажем!..

— Тридцать пять лет дочери, говоришь? — зарычал вдруг молодой человек с выбритым затылком.

Вокруг полной женщины моментально образовался круг свободного пространства. Она вспыхнула, задышала часто-часто:

— Да нет, что вы! Как вы могли подумать? Мне пятьдесят два, я ее в семнадцать родила! Мне до пенсии еще три года!

— Ну смотри! — смилостивился бритоголовый, а мать дипломированного хирурга всё никак не могла успокоиться:

— Ну как вы могли подумать? Да я и на пятьдесят два не выгляжу! Нет, ну просто хамство какое-то!..

— Светило медицины с работы не уволят. Там же в указе про квоты на работающих пенсионеров тоже есть: ученые, профессора всякие, наставники на производстве. Должен же кто-то свой опыт молодежи передавать.

— Дорогу молодым!!! — грянуло из противоположного конца вагона, послышался хохот — студенты развлекались.

— Да и вообще, н-ну вот, ну значит… — продолжил кто-то прерванную мысль. — В т-то же метро раньше заходишь — стоит возле турникетов н-неопрятная страхолюдина, ц-цербер недоделанный, злость за неудавшуюся жизнь на пассажирах срывает…

— О, да! А в общагах на вахте? Помните?

— И в-в общагах, да. И на проходных. А теперь, н-ну вот, ну значит, видели? Заметили? Сегодня иду — пригожая д-девочка д-дежурная: м-макияжик, блузка на груди не сходится, коленки остренькие… Сердце, н-ну вот, ну значит, радуется! Рядом конспект лежит. Поток схлынет — она конспект полистает, а вечером — на учебу. Она, может, если бы не эта работа, то и учиться бы не с-смогла: сейчас же все платное, кроме курортов для этих!..

— Правильно, пусть старичьё в море отмокает! — плюгавый мужичок нашел мои глаза и, мерзко щеря зубы, подмигнул. — Оно это заслужило ударным трудом. Правильно я грю?

— Люди, опомнитесь! Ну что ж вы несете-то? — на вид девушка была моей ровесницей — несимпатичная, угловатая, словно подросток, с пылающими щеками. — Это же ваши родители! Ну как так можно?

— Истеричка! — плюгавый, явно признав меня, решил подмигивать персонально. — Я грю, истеричка, да? — и уже девушке в ответ: — Ты родителями не попрекай! Я грю, родители родителям рознь! Мой папаня еще год назад все свои накопления на участок в области потратил. Я грю, сельское хозяйство — огурчики, поросятина. И тут никому не мешает, и нам подспорье в виде натурпродукта!

— А у моего отца нет накоплений! — пуще прежнего ощетинилась девушка. — Он сорок лет в школе преподавал — таких, как вы, учил… А вы!.. Мешает он вам теперь! На работу — нельзя, в метро — нельзя… Скоро вообще всех стариков из Москвы выселите!

— Ну, вот, значит, так хорошо он нас учил!

— Ополоумели совсем… Никакого уважения к старшим!

— А вот я, пожалуй, не соглашусь! — встрял «бейсболка». — К примеру, мой сосед, он и сорок лет назад был быдло быдлом. Помню, мы с мальчишками мяч гоняли во дворе, попали по его машине… Знаете, как он меня выдрал, коз-з-зёл?! Главное, если бы мы разбили ему что, а так — даже вмятины никакой не оставили! Ну попали мячом — так ведь нечего машину в неположенном месте оставлять! На восемнадцатилетие друзей собрал… Ну музыка громко играла, да — так в жизни же раз бывает! Ментов вызвал, скотина… Ну, и праздновали в результате в «обезьяннике». И вот ты мне скажи: я теперь должен уважение испытывать просто потому, что быдло состарилось?