Брайан Олдисс - Седая Борода

Краучер взглянул на Тимберлейна с вызовом, словно ожидая возражений. Однако Тимберлейн сказал:

— Я приду к вам завтра. Вы не приставите ко мне цензора?

— С вами будет охранник, который обеспечит вашу безопасность. Кстати, вы уже с ним знакомы: это капрал Пит. И он знает свое дело. Я не хочу, чтобы ваши отчеты попали в чужие руки.

— Это все?

— Нет. Ваши руки для меня тоже чужие. Пока вы не докажете свою лояльность, ваша жена будет находиться у нас, как залог вашей доброй воли. Вас тоже поселят здесь. По крайней мере, вы получите более удобные апартаменты, чем ваша прежняя квартира. Ваши вещи уже перевозят сюда.

— Так, значит, вы просто диктатор, каких уже было много!

— Будьте осторожны — я не люблю упрямцев! Вы должны стать моей совестью. Уясните это себе как следует. Вы видели, я окружил себя интеллигенцией; к сожалению, они делают только то, что я им говорю, — по крайней мере, открыто. Мне на них уже смотреть тошно! От вас мне нужно другое: ваша задача — делать то, чему вас обучили. Черт возьми, мне вообще некогда возиться с вами, и без того дел хватает. Вы будете делать то, что я скажу.

— Чтобы быть объективным, я должен сохранять независимость.

— Не умничайте! Вы должны делать то, что я скажу. Если я прошу вас переночевать здесь, это означает приказ. Подумайте о нашем разговоре, поговорите с женой. Она неглупа, я сразу заметил. И помните: я предлагаю вам безопасность, Тимберлейн.

— В этих антисанитарных казармах?

— За вами придут утром. Охрана, уведите этого человека. О нем позаботится капрал Пит.

Когда охранники с деловым видом шагнули к Тимберлейну, Краучер кашлянул в носовой платок, отер лоб рукой и сказал:

— И последнее, Тимберлейн. Я надеюсь, мы сможем подружиться, насколько это возможно. Но если вы помышляете о побеге, должен вас предупредить: с завтрашнего дня на всей моей территории вступает в силу новый закон. Я должен предотвратить распространение эпидемии любыми способами. Так вот: впредь всякий, кто попытается покинуть Оксфорд, будет расстрелян без суда и следствия. На рассвете весь город обнесут оградой. А теперь уведите его. И пришлите мне сюда секретаря, да, пусть принесет чаю.

ми одеял и постельного белья. Вещи с прежней квартиры прибывали партиями, и это очень утомляло: то и дело подъезжали грузовики и слышался стук солдатских ботинок.

У двери на стуле сидел престарелый охранник. Он держал в руках легкий автомат и с холодным любопытством поглядывал на супругов.

Марта с влажным полотенцем на лбу лежала на кровати. Тимберлейн подробно пересказал ей свой разговор с Краучером. Потом они долго молчали. Олджи сидел на своей кровати, подперев голову рукой и погрузившись в странное оцепенение.

— Все-таки мы получили то, что хотели, — неожиданно сказала Марта. — Мы работаем на Краучера. Как ты думаешь, ему можно доверять?

— По-моему, об этом нет смысла спрашивать. Ему можно доверять, пока позволяют обстоятельства. Он, похоже, воспринимал не все мои слова — как будто постоянно размышлял над какой-то своей проблемой. Кажется, я понял, что это за проблема, когда он упомянул о мире, населенном чудовищами. Быть может, ему необходимо кем-то управлять — пусть даже сборищем уродов.

Марта вернулась к теме более раннего разговора:

— Все только и думают о Катастрофе, хотя делают вид, будто заняты другим. Мы все чувствуем себя виноватыми. Может быть, и Краучера это мучает, и он видит себя правителем в мрачном мире калек и уродов.

— Но он при этом крепко держится за свою власть.

— Кто теперь может крепко держаться за власть?

— Конечно, это все достаточно зыбко, тем более холера наступает. И все же…

— Наше общество, наша планета, болеет уже сорок лет. Как могут отдельные люди оставаться здоровыми? Наверно, мы давно сошли с ума, только не знаем об этом.

Обеспокоенный ее тоном, Тимберлейн подсел к ней на край кровати и заговорил более решительно:

— Во всяком случае, теперь наша основная забота — Краучер. Сотрудничество с ним отвечает интересам ДВСИ(А), значит, мы этим и займемся. Я только никак не пойму, почему он решил связаться со мной в такой момент.

— Одну причину я, кажется, знаю. Ему нужен не ты. Ему нужна твоя машина. Возможно, он рассчитывает воспользоваться твоими сведениями.

Олджи сжал ее руку.

— Не исключено. Возможно, он думает: раз я из Лондона, значит, у меня есть полезная для него информация. Может быть, и на самом деле есть. Лондон теперь для него наиболее организованный противник. Интересно, долго ли еще машина останется на своем месте?

Машина ДВСИ(А) представляла собой большую ценность. Когда национальные правительства пали — как и предсказывал вашингтонский центр, — машины стали своего рода миниатюрными штабами ДВСИ. Они содержали записывающую аппаратуру, запасы продовольствия и множество разнообразных приспособлений; имели бронированные стенки. За час такую машину можно было переоборудовать в вагонетку. Движение обеспечивала самая совершенная система электрических батарей; кроме того, имелся аварийный двигатель, который работал на бензине или любом его заменителе. Это чудо техники, принадлежавшее Тимберлейну, осталось в гараже под его домом на Иффли-роуд.

— Ключи еще у меня, — сказал Тимберлейн. — И машина заперта. Они не спрашивали у меня ключей.

Марта закрыла глаза. Она слышала Олджи, но от усталости не могла ответить.

— Мы вполне могли бы наблюдать здесь за современной историей, — продолжал он. — Но ДВСИ не предусмотрела, что машины будут привлекать творцов истории. В любом случае мы не должны упустить машину.

После недолгого молчания он добавил:

— О машине надо позаботиться в первую очередь. Марта неожиданно села на постели.

— К черту проклятую машину! — заявила она. — Что будет со мной?

В ту душную ночь в казармах она плохо спала. Тишину то и дело нарушали шаги на плацу, крики, комариный писк и гудение подлетавшего ветролета. Кровать, когда она поворачивалась на ней, издавала звуки, напоминавшие урчание пустого желудка.

Ночь представлялась ей чем-то вроде подушечки для булавок. Марта как будто держала ее в руке, теплую, влажную, и в подушечку, словно бесчисленные булавки, впивались звуки, издаваемые воинственным человечеством, но каждая булавка колола и саму Марту. Под утро стало тише, но двор не опустел.

Потом издали донесся приглушенный вой сирены. Где-то прокричал петух. Городские часы — в часовне Святой Магдалины? — пробили пять. Птицы устроили перепалку под крышей. И снова усилился армейский шум. На кухне, судя по бренчанию ведер и железной посуды, начали готовить завтрак. Безысходная печаль поглотила все чувства Марты, и она заснула.