Генри Олди - Герой вашего времени

О, Бекдаш! Сады твои полны жасминовым ароматом, озера твои манят голубой прохладой, чинары твои...

Впрочем, несмотря на слог Востока, где любой сапожник красноречивей Цицерона, честно признаемся: ни садов, ни озер, ни, тем более, чинар в Бекдаше не наблюдалось. А были там чахлые акации, вездесущий, лезущий в глаза и рот песок, и книги в свободной продаже, по давно забытой государственной цене.

Книг на русском здесь почти не читали, да и в разговорах многие старались обходиться лишь самым необходимыми русскими словами, редко попадающими в печатные издания. Потому-то и удалось Павлу Лаврентьевичу, погрузившемуся в полумрак книжного магазинчика местного издательства "Еш Гвардия", приобрести несколько томиков дефицитных, в том числе и сюрреалистическую поваренную книгу - с реализмом картошки и сюром семги свежекопченой.

Сунул довольный Манюнчиков в урну нагрузку рублевую - три брошюры "СПИД - чума человечества" - и на базар отправился.

Ах, рынок Востока!.. Просим прощения - вах, базар Востока! Прибежище и дворец культуры правоверного, где розы алее губ красавицы, дыни желтее щек скупца, шашлык нежнее пальцев карманного вора, а цены выше самаркандского минарета...

Так бы и ходил ослепленный Павел Лаврентьевич меж рядами, распустив павлиний хвост любопытства - но к неудовольствию своему обнаружил он позади эскорт непонятный, в виде тощего туземца с хитрой азиатской рожей, на которой красовался чужеродный европейский нос, острый и длинный.

Ох, и не понравился тощий "хвост" свободолюбивому Манюнчикову, да и в гостиницу пора было возвращаться. Глянул Павел Лаврентьевич на часы свои дедовские, старинные, фирмы "Победа", - глядь, а туземец уже тут как тут, рядом стоит, носиком крысиным шмыгает и на часы смотрит с жадностью.

- Дай часы, - неожиданно с детской непосредственностью заявил абориген.

- Половина пятого, - машинально ответил Манюнчиков и устремился к выходу.

Субъект заколебался, потоптался на месте - и снова тенью пристроился за спиной Павла Лаврентьевича.

"Тьфу ты, напасть какая!" - огорченно подумал Манюнчиков, пытаясь обогнуть трех местных жителей, торговавших в базарных воротах. Этот маневр не удался ему с первого раза, равно как со второго и с третьего. Уголовная компания прочно загородила дорогу, и центральный Илья Муромец попытался сложить части помятого лица в дружелюбную гримасу.

- Слышь, мужик, ты б часы-то отдал, - отвязал наконец центральный верблюда своего красноречия.

- Фиг тебе! - не остался в долгу Павел Лаврентьевич, подтвердив сказанное "министерским" кукишем.

Агрессоры замялись.

- Ты б не ругался, а? - виновато просипел собеседник Манюнчикова. - А то мы тово...

- Чего - тово? - неожиданно заинтересовался крайний, до того молчавший.

- Ну, тово... - в раздумьи протянул Муромец. - Значит, то есть, не этово...

- Нет, ты уж разъясни! - не уступал любопытный напарник.

- Да чего там разъяснять?.. Тово, и все...

Надоела Павлу Лаврентьевичу беседа эта содержательная, обогнул он спорящих и в гостиницу направился. Шагов сто пройдя, обернулся Манюнчиков - и тощего туземца увидел, к спору подключившегося. Носатый обильно жестикулировал - видать, взволновала его проблема обсуждаемая. Пожал плечами Павел Лаврентьевич, на часы еще раз глянул - и побрел восвояси.

День следующий прошел в трудах. Унылый Манюнчиков сидел над поломанным аппаратом "зозулятором", прозванным так в честь изобретателя Зозули, ничего про аппарат этот не зная, кроме вышеуказанной информации. Техническая документация дела отнюдь не прояснила, и после пятой попытки прочесть справа налево вывеску "ПО Карабогазсульфат" ушел Манюнчиков с химзавода, преисполненный сознанием честно невыполненного долга.

От завода до городка было километра полтора. Шел Павел Лаврентьевич, шел, на барханы поглядывал, сигаретку курил - и высмотрел-таки в пустыне близлежащей девушку странную, в песках этих гнусных травки собирающую хотя травкам-то здесь никак не место было.

Сорвала девушка очередную верблюжью колючку, в пальцах помяла, понюхала и к Манюнчикову направилась. Подошла, и говорит тихо:

- Здравствуйте, Павел Лаврентьевич.

- Салам-алейкум, - ответил Манюнчиков, начиная привыкать к чужим дурацким вопросам и своим дурацким ответам. После постоял и, чтоб болваном полным не выглядеть, осведомился:

- А откуда, собственно, вы меня знаете?

- Да уж как не знать, - улыбнулась девушка. - Вы ведь избранник, вам в новолуние могут открыться Врата Третьей Сферы.

- Не могут, - уверенно заявил Павел Лаврентьевич. - Я в командировке.

- Могут-могут, - пресекла девушка попытку Манюнчикова увильнуть от ответственности. - Непременно откроются, и вы войдете в Обитель Счастья. Держите, - и протянула пыльный крохотный букетик.

- Спасибо, - сказал Манюнчиков, вертя подарок в руках. - Очень приятно.

- А это не для приятности, - как-то очень невежливо прервала его девушка, - травки эти вас по Сферам проведут. Чекмет - по первой, Зира по второй... А третью травку вы сами найдете. Знак подскажет, - и пальчиком тоненьким на часы дедовские указала.

Вот это-то жест и вывел Павла Лаврентьевича из состояния лирического. Руку отдернув, попрощался он сухо да прочь пошел.

Букетик, однако, не выбросил. В карман сунул.

А в номере гостиничном обнаружил удивленный Манюнчиков давешних базарных витязей, всей троицей игравших в нарды с тощим и носатым. Справедливое возмущение хозяина узрев, повскакали интервенты с койки и в шеренгу по одному перед Манюнчиковым выстроились.

- Прощения просим, Павел Лаврентьевич, - смущенно забасил Муромец, ты уж не серчай... Мы вчера тово...

- A сегодня - этово! - встрял в разговор носатый, неизвестно откуда извлекая пару бутылок водки, и палку колбасы копченой, и балыка кусок изрядный, и...

...Через пару часов все хлопали друг друга по спине, пили уж совсем непонятно чье здоровье и сыпали анекдотами, один другого смешнее и неприличнее. Новые бутылки возникали на столе, новые бутерброды исчезали в животах, и уже заваривал Павел Лаврентьевич чай, сунув туда для запаха подаренную девушкой травку Чекмет, - но тут глянул он случайно на левую свою руку и обомлел. Ловкие пальцы тощего пытались справиться незаметно с хитрой застежкой ремешка, а все остальные внимательно следили за паскудными манипуляциями приятеля, и морды их блестели от усердия...

Ох, и вскипел уязвленный Манюнчиков, и перст указующий к двери простер:

- Вон! Все во-о-о-он! Жулье! Дармоеды окаянные! Все вон!!! Навсегда! На веки веков!

И заваркой дымящейся плеснул на всполошившихся аферистов.

Заклубился пар, потянуло крепким мятным запахом, и в пряных клубах исчезли "витязи", номер, гостиница... Последним исчез лично Манюнчиков Павел Лаврентьевич.