Владимир Венгловский - Яблони на Марсе (сборник)

— Как звать-то? — спросила Зухра упрямицу своим фирменным тоном — снисходительным и поощряющим одновременно. Правильно: еще найдется, кому им выволочку устроить, а ссориться в нашей ситуации — последнее дело. Пока не сядем в челнок, по крайней мере.

— Элизия, — пропыхтела мадемуазель. Местная уроженка, значит: среди колонистов как раз популярны имена, связанные с ареографией. — Мы из Ада… Из Илиона, — поправилась она. Действительно — марсианка: Илион — это в Элладской впадине, ближе к южному полюсу, которую местные Адом прозвали (по-английски — созвучно получается). Там еще и гейзеры иногда прорываются, для рожденных на Марсе — та еще диковинка.

…Кажется, Зу готовилась сделать именно это! Она — и все сопровождающие, понятно, куда ж без нас — расселись в креслах на платформе. Это была прогулочная кабина: останавливалась через каждые сто — пятьсот километров, а при желании можно было даже выйти наружу: постоять, на космос полюбоваться. Уже за пределами атмосферы, разумеется.

Зухра со спокойной иронией посматривала на нас, но ничего не говорила. Потом вышла на внешнюю площадку — и позвала всех за собой. Типа, раз уж все равно вы здесь, будем знакомы. Зрелище рыжеватой громады Марса, как раз только что переставшей восприниматься как однозначный «низ», могло заворожить кого угодно… Кроме нас: у нас была своя Венера. Как Зу мне потом объяснила, ее имя на арабском обозначает как раз Венеру — планету, Утреннюю Звезду…

Когда мы пошли на старт, до начала катаклизма оставалось тринадцать с половиной минут. И у нас — никаких шансов дотянуть до орбитальной скорости! Я вздохнул:

— Надо было мне на орбите остаться. Покружился бы в скафе, пока ты сгоняла на поверхность — как раз могло хватить…

— …Чтобы, если б выпали те семь процентов вероятности, что атмосферный всплеск при детонации окажется чуть выше расчетного, ты сыграл в падающую звезду?! — отмахнулась Зухра. Да уж, детишечки… Задали вы нам задачку!

А напуганные детишечки — в лице Элизии — даже посмели спросить нас, что мы собираемся делать. И обратили наше внимание на явный недостаток топлива. Да что вы говорите, детишечки?! А то, что сейчас — через тринадцать с половиной минут — все северное полушарие Марса взлетит на воздух, вы тоже знаете небось? Что десятки миллионов тонн сверхчистой термоядерной взрывчатки, заложенные в насыщенных льдом пластах почвы, вот прям почти сейчас сдетонируют — вам неужто не сказали? Что того, кто окажется на поверхности, даже если серия чудовищных по силе тектонических толчков его не прикончит, через несколько минут накроет волна жуткой смеси воды, пара, атомарного кислорода и водорода, осколков льда и камня — вы были не в курсе?

А если знали это все, но тем не менее решили поиграться, то, может, не будете лезть с советами к Зухре Алексеевне Янсон, самому молодому действительному члену Академии наук, одному из авторов проекта «Щит Марса», на ваше счастье решившей понаблюдать за процессом с более близкого расстояния, чем все остальные?

Да, будем надеяться, что дражайшая Зухра Алексеевна действительно знает, что делает… Полной уверенности, конечно, быть не может. Чем умнее человек, тем больше глупость, до которой он может додуматься. В свое время она шкодничала почище вашего — еще тогда, когда вас, детишечки, на свете не было…

…Зу не стала долго мучить нас неловкостью. Она вообще-то любит быть в центре внимания. Скоро пошли шутки, анекдоты, споры… Спорила с нами Зухра обычно на тему истории. Мы-то историю воспринимали больше с позиции сегодняшнего дня. В учебниках, конечно, стараются поддерживать объективность, но их ведь тоже пишут уже наши современники. И действительно, так ли уж интересуются историей юные фанаты космоса?

А вот Зу, с узбекским дедом и русской бабушкой, латышской бабушкой и русским дедом, как раз всем этим интересовалась. Катаклизмы конца двадцатого — начала двадцать первого века серьезно затронули ее предков, из которых только латышская бабушка пережила Войну…

…Мы стремительно приближаемся к верхней точке нашей баллистической траектории. Детишечки позади только что не дрожат. Нет, хорохорятся, конечно: понимают, что мы сами вряд ли самоубийцами решили заделаться… Надеюсь — правильно понимают. Кажется, Зу уловила мое просыпающееся беспокойство: выражение ее лица стало обычным — иронично-снисходительно-доброжелательным. Ах ты, зараза!..

Разумеется, Зухра, как только мы вышли за пределы атмосферы, сбросила весь необязательный балласт. Даже радиационная защита отправилась вниз: мы все равно уже в скафах, так что без разницы. Крылья и прочие фрагменты планера, парашюты, пустые топливные баки, запасы продовольствия и воздуха… В общем, от челнока остались лишь кабина и двигатели. Но — увы… До орбитальной скорости мы все-таки не дотягиваем. И сильно.

…В общем, Зухра, одновременно рассказывая нам что-то — уже не помню, что именно, то ли из истории Древнего Хорезма, то ли прежней этнократической Латвии, — незаметно отошла к краю платформы, а потом быстрым движением открыла решетку барьера безопасности (на время Зарницы почти любой марсианский замок пропускал нас по первому требованию) и шагнула в бездну! Помахав нам напоследок ручкой и улыбнувшись — с вызовом таким. Позже я видел такую же улыбку — у Кристины Витольдовны, той самой латышской бабушки, партизанившей всю Войну (дважды Героя, между прочим). Ничего хорошего она у нее не означала. Наверное, именно с таким выражением лица она смотрела, как ядерный взрыв размалывает в труху таллиннский порт — и половину всего транспортного флота армии вторжения. Вот с этой-то специфической ухмылочкой Зухра, разведя руки в стороны, и ухнула с Копья в бездонную пропасть.

…У нас еще ничего не заметно, но на передаче с орбиты (трансляция, понятно, идет на всю Солярию — наверняка это будет самая популярная передача за всю историю вещания!) атмосфера планеты вдруг ощутимо «вспухла». Практически в тот же момент поверхность северного полушария Марса мгновенно — не как обычно в Великую бурю, а именно мгновенно — затянулась пылью. Южное полушарие накрывалось пылевым одеялом постепенно: там его поднимала сверхмощная барометрическая волна. Для меня самым шокирующим во всей картине оказался вид южного полюса планеты. С него снесло снег и лед задолго до того, как пришла пыль. Вот только что они были — и нету. Мгновенное таяние… или испарение. Да, мы ведь не просто взбаламутили поверхность. Марс получил столько же тепла, сколько в обычных условиях получает от Солнца за шесть лет! Именно столько нужно для того, чтобы создать ему атмосферный щит, хоть как-то сравнимый с земным.