Ольга Макарова - Б.В.Г

«Мама будет беспокоиться. Если бы кто-то ей сказал…»

…шшшшшшшшшшш…

Я прибавил громкость. Я тряхнул китайскую поделку как следует… Тишина…

«ПРИВЕТ ВСЕМ КТО НЕ СПИТ!!! СПЕ…» Русское Радио пробилось на максимальной громкости. У меня аж сердце ёкнуло. Ладно хоть успел вовремя убавить.

Шлепанье босых ног по коридору. Испуганная Шура с бигудями в волосах:

— Владик! Что случилось?! Ты в порядке…

— Нет… — сказал я и уронил радио…

Ив задремал на солнышке. Самодельная папироса повисла на губе и упала в снег.

Жизнь в весенней тишине нового мира стала настолько привычной, что бывалый солдат разучился спать чутко. Честно говоря, он почти забыл время вечной ночи. И, когда рассказывал о нем, допридумывал половину… Когда рухнул купол, Иву было неполных семнадцать. Сейчас ему скоро уже тридцать. В уголках глаз притаились морщины, а в лохматой соломенной шевелюре добавилось серебра. По меркам послевоенного мира он был старик. Правда, до Влада ему далеко. Земля ему пухом, Владу… и Денису… И не говорите, что он не замечал, на кого похож Дар. Правда соображал, что лучше об этом молчать. Иначе Дан поубивает всех нафикк, и его, Ива, в том числе. Пусть лучше думает, что Дар его.

Кто-то метко запустил в Ива снежок. Он аж подскочил сперепугу… успел увидеть убегающую за угол дочурку… блин, дети… цветы жизни на могиле родителей…

Ив прикрыл глаза снова. Ему не привыкать…

— Ив! — это была сестра, и она трясла его за плечо. Ив открыл глаза, увидел Рон. В ее малахитовом взгляде читался невероятный ужас. — Старая развалина! — ругнулась она и пнула скамейку, на которой сидел Ив, так что тот чуть не свалился в ближайший сугроб.

— Тебя что, бешеная крыса цапнула?! — Ив сгреб сестру в охапку и повысил голос. Припугнуть не получилось. Стареешь, солдат…

— Собирай шмотье — и за мной, — Рон говорила в тоне приказа. — Пацанов наших спасать надо.

— Чего?!! Да кто тебе сказал?!!

— Собирайся! Быстро. Бери настоящие пушки и самый быстрый снегоход. По дороге объясню!

Дар засыпал за рулем; уже откровенно клевал носом. Завораживающая монотонность дыряво-снежной степи, наполненной запахом талой воды и цветущей соломы, шептала о снах… Он их почти видел. Мимолетные, которым не давали воли… Ведь кто еще поведет? Мих, который не видит за десять шагов? Или Рая, а может, Нефью?.. ну, Рая может, если ее научить… а Нефью?.. слепой? «А у тебя черные волосы, пестро-зеленые радужки; и тебе явно мала эта куртка…» — боязливо вспомнил Дар… слепой, тоже мне…

Спать хотелось невероятно. Вот если бы совесть спала тоже!.. Но она продолжала бултыхать кипяток на сердце и не спешила сдаваться… Дар думал об отце. Даже говорил с ним мысленно. Просто потому, что хотелось с кем-то поговорить…

Когда любишь не человека, а образ, он кажется всепонимающим и всепрощающим. Как Бог. Или вы хотите сказать, люди любят Бога, а не образ Его?..

— Я больше не могу, — сказал Дар, останавливая снегоход. — Я сейчас прямо за рулем усну.

— Привал, — констатировал Мих. — Вздремнем тогда…

Дар его уже не слышал. Он провалился в сон.

И видел что-то фантастическое, полное цветов и звуков. И как всегда, выбираться из сна было невероятно тяжело. Будто карабкаешься на край пропасти, сдирая ногти и кожу с локтей. Каждый раз Дар выбирался только так. Хотя каждый раз хотел бы остаться…

Мрак… звездный мрак над заснеженной соломенной бесконечностью…

— Чем отличаются сны от реальности, Дар? — услышал он. Нефью говорил тихим шепотом, не поднимая головы с плеча Дара.

— Всем, — ответил Дар коротко.

— Если быть точнее, то восприятием, — поправил Нефью. — Во сне ты знаешь, что и как на самом деле. Не обманываешься, не сомневаешься, не мыслишь словами. Верно ведь?

— Угу, — согласился Дар.

— Каждый раз ты не хочешь просыпаться. Ты заставляешь себя отказаться от истинного своего восприятия и вернуться к зрению, слуху, вкусу, нюху и осязанию. Не просыпайся, Дар. Если не хочешь, не просыпайся. Оставь себе истинное восприятие.

— Тогда я умру от голода, — вывод был до смешного прост.

— Нет, поверь мне, Дар. Ты не умрешь. По крайней мере, пока не придет твое время. К тому же, ты всегда сможешь вернуться, если нужно. Я возвращаюсь, чтобы говорить с тобой. Потому что пока ты веришь разуму гораздо больше, чем сердцу… гораздо больше, чем снам. Настанет время, когда такое переключение будет для тебя пустячком. Как сейчас закрыть и открыть глаза. Подумай о том, что я говорю…

Рассвет пылал сквозь дыры на островах… Муть зимнего неба переливалась всеми тонами рыжего и алого. Шел мокрый снег. Здоровенные пушистые хлопья.

Дар, следуя голосу совести, предложил Рае ехать в кабине. Она отказалась. Мих тоже, хотя его не спрашивали. Этим двоим было определенно хорошо вместе, судя по бесконечной болтовне. Правда, слов было не разобрать…

— …это похоже на сон, — объясняла Рая. — Во сне тебе ничего не стоит посмотреть на себя со стороны, посмотреть на все глазами другого человека, видеть на 360 градусов кругом, ощущать пространство многомерным… Во сне это просто. Но, каждый раз, просыпаясь, мы отказываемся от этого ради мелкого ручейка информации, которую нам дают глаза, уши, нос, рот и кожа. Никто не знает, почему. Никто не знает, когда люди отказались. Тех, кто смог вернуть себе истинное зрение, называли радиксами…

— Я о них слышал, — сказал Мих. — Моя тетя знала пару радиксов.

— Вспомни, как их звали.

— Нет, она давно рассказывала…

— Ага, — ухватилась Рая за мысль, — сейчас объясню, что такое память. Память — это большой сундук. Полный мелких вещичек — твоих воспоминаний. Некоторые связаны между собой: найдешь кончик ниточки и вытащишь целую вереницу… В чем суть: знания и факты, которые ты используешь чаще всего, лежат на самой поверхности. А те, которые используешь реже, постепенно скрываются под слоем новых вещей. И, когда они оказываются достаточно глубоко, ты считаешь, что ты их забыл. Это не значит, что они исчезли. Ты всегда можешь их вытащить. Более того: ты помнишь ВСЁ! Ты можешь описать снежинку упавшую на рукав тебе такого-то числа такого-то месяца такого-то года в такое-то время. Память не стирается. Это принципиально невозможно. Поэтому сделай сейчас вот что: поройся в своем сундуке и найди мне имена тех радиксов. Считай, что это твой первый урок…

Ив чувствовал себя идиотом. Всезнающая сестра, вместо того, чтобы ехать к Нефтевышке, то есть, по следам пропавшей троицы, велела сразу в Храм. Мнение брата не спрашивалось…

Почему-то он ее послушался. Да всегда он ее слушался… сам не знал, почему. Его воля всегда сгибалась перед волей Рон. И верно: борьба здесь была неравной…