Ольга Макарова - Б.В.Г

Спорим, на нашей планете нет человека, который мог бы мне ответить на эти вопросы…

Хотя… вот поспорил с самим собой и тут же понял, что такой человек есть… только это все равно не имело смысла, потому что найти его среди шести миллиардов — шанс весьма и весьма небольшой… особенно, если конкретно не знаешь, кого искать…

Над Убежищем вставало солнце. Каяла стояла лицом к восходу, среди снега, окрашенного им в цвет крови. Она сама не знала, почему не спалось ей всю ночь; почему рассвет звал и манил ее к себе. Будто бы неизвестная сила, ждавшая своего часа столько лет, решила проснуться и позвала посмотреть на восходящее солнце…

…Боязливо, так и не научившись доверять внешнему миру до сих пор, из Убежища выходили двеллеры — его жители. Мало молодежи, мало стариков. Детишек раз, два и обчелся… В основном люди, возраст которых определить невозможно, а в таких случаях говорят: тридцать лет… бледные, худые; в довоенной одежде, починенной крысачьими заплатками… Они щурились на солнце и расходились по своим делам. Их ждали поля и осиротевшие на ночь кузня, школа и лавки… Тихие. Даже слишком. Очень, очень молчаливый народ. Как будто и не нужно им было общаться обычным для людей способом — произнося слова…

Каяла думала о своих детях: Раю и Нефью она считала своими детьми. Других у нее не было… может быть, и были в эру тьмы, но не дожили до сегодняшнего дня…

Где они сейчас, неразлучные спорщики? Они ушли, потому что в них однажды тоже что-то проснулось, как сейчас в Каяле. Бессловесное знание, куда идти и что делать…

К вечеру Каяла собрала рюкзак и договорилась с заезжим торговцем, чтобы он подбросил ее до ближайшего города. Просить довезти ее туда, куда зовет сердце, было бессмысленно: для него Храм, Радость — нечто легендарное, что может быть да и есть на свете, но только далеко за пределами карты.

Торговец согласился, он даже не спорил. Хотя что-то в этой женщине непонятного возраста пугало его. Наверное, глаза, в которые невозможно прямо смотреть.

Он пытался заговорить с Каялой; скорее, чтобы развеять свои непонятные страхи, но встретил ледяную стену.

В ней было что-то страшное. Что-то нечеловеческое. Демоническое, если хотите. Страх, царящий в гнетущей тишине мертвых городов и заброшенных подземелий. Парализующий; от которого не убежишь, да и не подумаешь бежать…

«Скорей бы доехать и забыть о ней!» — думал несчастный торгаш… Он не понимал, как это он вообще согласился везти ее, да еще и ехать в сторону, совершенно противоположную той, куда он хотел попасть…

Обтаявшие, лишь кое-где припорошенные мокрым снегом стеклянные горы в предзакатных лучах выглядели фантастично. Невероятная масса волнистых наплывов цвета коричневого бутылочного стекла с золотистыми прожилками… взрывы, гремевшие здесь превратили груды песка в настоящее произведение искусства…

Когда-то через горы проходила тропа. Там, где наплывы были более плоскими и их надежно покрывал снег, по которому не скользили ноги. Но тропу стоптали в ледяную дорожку много лет назад. Ив, отец Миха, рассказывал, как летел с нее вниз со свистом… Она так и осталась, эта дорожка. Лед льдом. Вечно подтаивает и замерзает обратно, становясь еще более скользкой и гладкой… К тому же, на снегоходе по ней пробраться нереально. Можно только объехать горы… Причем с любой стороны: можно ближе к морю, а можно по стеклянной равнине. Они выбрали второе, завороженные красотой ало-рыжих гор — словно кубики льда в стакане с закатным маревом…

Уставшие спать каждую ночь как в кабине, так и в кузове, Мих и Дар единогласно решили остановиться и развести теплый костерок под защитой стеклянных стен. Рая и Нефью только пожали плечами; хотя, вроде бы, ничего против не имели…

«Солома», хоть и цветущая, горела замечательно, правда, хватило ее ненадолго. Мусор же(его везде полно, конечно) горел неохотно, потому что он порой был откровенно мокрым: снег, особенно в это время года, имел свойство подтаивать. Впрочем, мальчишки были настырны: Мих даже «черной валюты» не пожалел — полил-таки, хоть и экономно, кучу обледенелых деревяшек и тряпок нефтью из канистры. После этого огонь перестал капризничать. Можно было даже подкладывать новый сырой мусор — тот сох и начинал гореть…

Одеяла и джинсу постелили прямо на стекло. Валяться на такой «кровати» было невероятно удобно. По крайней мере, так казалось после кабины, где спать приходилось сидя, и кузова, где спать приходилось, скрючившись между тюками…

В итоге все четверо, каждый зарывшись в свою кучу штанов и курток, лежали вокруг костра и блаженно грелись, разглядывая эту пляску огненных саламандр…

— Вы хотите что-то рассказать, — спокойно сообщил Мих, имея в виду Раю и Нефью.

— Да, хотим, — хором согласились они. Рая продолжила: — Тринадцать лет назад рухнул купол. Вы знаете это, — мальчишки кивнули. — Этот купол держался много лет. «Зимняя Веда» была написана до того, как он появился… значит, он был около тридцати лет…

— А что та… — начал было Дар, но Нефью жестом остановил его: вопросы потом.

— Вы понимаете: купол был тридцать лет и рухнул в один день. И не сам он рухнул, поймите, — Рая замолчала.

— Существуют люди, которые имеют большую личную силу, — продолжил Нефью. — Как у Богов. Почти. Но они не умеют управлять этой силой сознательно. А на уровне подсознания, там, куда человек выбрасывает подальше свои невыполнимые желания, свои запретные мысли, свои истинные качества, там эта сила начинает действовать.

— «Зимняя Веда» называет таких людей Взрывами, — плавно перехватила Рая. — И, похоже, наш мир — единственный, где их слишком много.

— В вас есть что-то такое, что настораживает нас, — говорил Нефью, — что-то скрытое и непонятное. Вы знаете об этом гораздо больше. Один из вас решит судьбу мира. Как тогда ее решил один Взрыв, перетянув всех на свою сторону помимо их воли. Тогда стоял вопрос: какой вид человека останется править миром: обычные люди или радиксы. Радиксы оставались всегда. Новые люди, которые могут выжить, когда гибнут другие. Когда-то современные люди тоже были для других людей радиксами — теми, кто не погибнет на изменившейся планете.

— Вопреки этому негласному закону, остались те, кто был раньше. Один Взрыв вернул им прежний, солнечный мир, — Рая замолчала, словно выжидая момент… — Что ж, значит, так надо. Но люди уже не могут быть прежними. Война должна была заставить их повзрослеть. И начало этого взросления — в одном из вас. Или в вас обоих.

— Время… — протянул Нефью. — Время, чтобы куполу рухнуть снова. На этот раз не пепельному куполу… Время рушить стены. Между тем, что мы можем на самом деле, и чем мы являемся. Между нашей безграничной властью в снах и беспомощностью в реальности. Время стать такими, какими люди должны быть изначально.