Дмитрий Володихин - Мастер побега

– Точно.

– Их раздавят, Дэк.

– Некому. Сейчас все начнут создавать независимые государства. Все кому ни попадя, Рэм. Каждая кочка на болоте станет независимым государством Каждая кошка в подворотне сделается королевой собственных котят. Давить их сейчас некому, а когда опомнятся, еще посмотрим, у кого какие козыри будут на руках.

– Я… я… спасибо, Дэк. Но ты знаешь, какой масти я человек. Я живу в столице, учусь в Университете и люблю девушку, у которой там собственный роскошный дом. Как я пойду за тобой, Дэк?

– Да я знаю, Рэм, каждый к своей масти тянется. Только вот что я тебе скажу, братишка, а ты меня послушай… Первое дело: никакой масти у тебя сейчас нет. Где ты там учился до войны? Нынче ты никакой не студент. Ты дезертир. Стало быть, тебе повезло – ты жив! Но везуха твоя странная – ты всем чужой, и любая тварь без разговоров поставит тебя к стенке, а потом ей, твари, ничего за это не будет. Какая твоя масть? Масть твоя сгорела. Ты дезертир и оборванец, ты никто, ты пыль под сапогом, ты хуже пыли. Понимаешь меня?

Рэм терпеливо кивнул. Боль в голове взболтнулась смерчиком.

– Теперь второе дело, – Дэк говорил так, словно наводил в доме уборку, по-хозяйски собирая заблудившиеся вещи и раскладывая их по родным местам. – Рэм, ты же умный. Ты же видишь, к чему все идет. Порядок рухнул, грядет дикое месиво, и каждому лучше бы найти своих, а потом прибиться к ним…

– Для чего – лучше?

– Для сохранения жизни, дружище. Не перебивай, помолчи-ка Тот, кто захочет прожить в одиночку, сам по себе, сдохнет первым. Вот я и говорю: у тебя, братишка, есть свои. Единственные свои, которые тебя никому не выдадут и станут грызться за тебя зубами. С ними не пропадешь, не сдохнешь попусту. Это мы, Рэм Ты для нас свой, а мы для тебя свои, верно я говорю?

– В общем, да, Дэк.

– В общем или верно?

– Не докапывайся. Вернее не бывает.

– Ну, то-то. Ты смелый парень, ты не дурак, Рэм, ты ценный член нашего семейства. И я испытываю большое желание разбить тебе рожу, связать и никуда не отпускать. Потом, может, сообразишь, до чего ты мне обязан, пусть и рожа пострадала… Только я знаю ребят вроде тебя. Если тебя силой принудить, ты оволчеешь. Ты должен сам допетрить… Поэтому запомни, Рэм, запомни, рядовой, накрепко запомни: твой дом теперь здесь. Среди нас. Где мы – там и твой дом. И если там, в твоей развратной столице, тебе прижмут хвост, приходи к нам. В Северный форт Черогу. Че-ро-гу. Мы примем тебя. Девушку свою приводи, ее тоже примем. Понял, ты?

– Понял, Дэк.

– Уходишь?

– Ухожу, Дэк. Прими «Дурехи», она мне больше ни к чему, а в твоем хозяйстве еще, может, пригодится.

– Уверен?

– Уверен, Дэк.

– На, возьми курева на дорожку… И чаю.

…В доме, где он жил, ничего не изменилось. Все тот же квартирный хозяин Ноле Ренаду. Все та же опрятная бедность. Все тот же робкий кот.

Кот поставил передние лапы на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей на первый этаж, когда его хозяин разговаривал с Рэмом Кот посмотрел на старого знакомца капризно и раздраженно, дернул хвостом и убрался на второй этаж. Рэм кота не интересовал. Господина Ренаду – тоже, он уже взял другого квартиранта.

В доме, где жила Дана и ее семья, теперь располагался офицерский госпиталь. Сестры милосердия с белыми передниками и в белых платочках деловито сновали по аллеям баронского сада. Люди с военной выправкой прохаживались в госпитальных халатах у фасада – кто с палочкой, кто на костылях, а кто с забинтованной головой. У ворот выросла из земли сторожевая будка с караульными в гвардейской форме. Примкнутые штыки посверкивали на солнце.

«Отдали особняк на нужды военной медицины? – недоумевал Рэм. – Молодцы, конечно, но сами-то куда переехали?»

В центр, к университетскому кварталу, дорога была ему заказана Там полно военных патрулей. И вытворить то же самое, что проделывала дезертирская армия со сторожевыми заслонами в предместьях Великого города, здесь ему не дадут. Сцапают и поведут под белы ручки на гауптвахту. А там трибунал со всеми сопутствующими радостями и строго определенным финалом. Положительно, к центральным улицам Рэму соваться не стоило.

Оставался дом профессора Каана.

Учитель жил с молодою супругой близ Ботанического сада Академии наук. Тут всегда стояла тишь, в озерцах плавали непуганые лебеди, парочки меланхолично созерцали растительную экзотику, собранную со всех концов мира. Там – пандейский садик, тут – хонтийский, а у северных ворот – пруд с мангровыми зарослями Архипелага…

«Впрочем, лебедей могли уже и повыловить…» – прикинул Рэм. Хаос всегда первым делом обрушивается на самое тонкое, самое незащищенное. И как только слепая сила всесокрушающего хаотизма нащупает слабину, она бьет и ломает без пощады.

Рэм отыскал это место без труда. Оно отличалось от прежних времен лишь обилием грязи на улице, парою разбитых окон да кучей дерьма на трамвайной остановке. Два года назад за подобную картинку вышибли со службы дворника, а вслед за ним и офицера квартальной стражи.

Каан выкупил когда-то второй этаж в трехэтажном доходном доме роскошной отделки, совсем новеньком. Теперь дверь в дом была раззявлена, консьерж отсутствовал, а парадное провоняло кошачьей мочой. Ступеньки лестницы заросли грязью, перила покрылись пылью.

На лестничной клетке между первым и вторым этажами стоял субчик в кожаной тужурке, кожаной кепке и лаковых штиблетах с острыми носами. У правого локтя – белая повязка. Он курил папироску, пуская дым в распахнутое окно и протирая о подоконник офицерские галифе, явно стянутые с чужой задницы. Во всяком случае, на этом седалище они висели складками, как брыли у псины. Проходя мимо, Рэм заметил: все на лице у странного типа было маленьким глазки, ротик, щечки, узенький лобик, вот только длинный острый нос выпирал далеко вперед, словно боевой таран эскадренного броненосца.

– Стой! – не вставая с подоконника, гаркнул Рэму обладатель галифе. – Кто таков?

Рэм навидался такой публики на фронте. Мелкая подлая шваль, заводящаяся при складах, гаражах и в среде штабной обслуги подобно клопам на постоялых дворах – с той же неизбежностью. Воруют, наглеют, всюду суют свой нос, если вовремя не окоротить.

Рэм остановился.

– Кругом, солдат! И руки по швам! Перед тобой капитан Легиона добровольных благожелателей правительства!

Вот уж дудки.

Рэм сдернул было с плеча винтовку, но в лицо ему уже смотрел маленький черный кружок на конце револьверного ствола.

– По швам, я сказал, солдэ-эт… К кому идем? Вижу, к профессору Каану, не иначе. Нам этот человек давно подозрителен. Винтовочку сюда на пол, на пол, она тебе больше ни к чему. Затворчик-то не передернул, а теперь поздно, теперь я тебя свинцом досыта накормлю, как только к затворчику потянешься… на пол, я сказал!