Дмитрий Володихин - Мастер побега

Сын? Внук? Да откуда! Впрочем, за эти годы… Племянник? Не исключено. А может, просто очень похож, да и все. Совпадение.

«Чушь!» – сказал себе Рэм. И правая рука его отправила револьвер в кобуру, а левая принялась расстегивать пуговицы на робе.

«Полная чушь, не получится!»

Содрал с него штаны и ботинки. Ну и задохлик же ты, брат… Ранений, кстати, нет. Смотри-ка, пошевелился.

«Идиотская чушь, глупее придумать невозможно!»

О, гвардейская татуировка под мышкой… Проштрафился, стало быть, раз угодил в простую армейщину. Может, тебя учили хонтийскому на каких-нибудь курсах по борьбе со шпионами, задохлик. Тогда тебе придется не так трудно в госпитале с документами хонтийского сержанта…

«По большому счету, ведь чушь же! Что я делаю? Глупо».

Но лучше б ты притворился немым, а потом удрал. При первой же возможности. И татуировку не предъявлял кому ни попадя. Может, не заметят… Штаны бравого артиллериста тебе как раз впору. А вот ступни ты зачем такие отрастил?

Сапоги мертвеца налезали плохо…

Тук! – обезображенная белая каска выскочила из низинки и запрыгала по склону. Револьвер сам собой вскочил Рэму в руку.

– Стой, кто идет!

И голос ординарца в ответ:

– Это я, господин унтер-лейтенант! Вы задержались, и я решил проверить…

– У вас был приказ!

«Пристрелить его, и дело с концом. Проще всего. Спокойно. Просто нажать на курок».

– Не стреляйте, господин унтер-лейтенант. Я вас понимаю: раненый солдат имеет право на жизнь… Пожалуй, помогу вам. И никому не стану докладывать. Вы в полной безопасности!

Рэм удивился: «Надо же, нормальный человек! А я-то думал…»

Удивился и опустил револьвер.

За сутки до того

– Собссно, в отношении вас, господин Тану, допрос имеет лишь формальное значение.

Офицер контрразведки устало потер глаза. Снял форменный галстук, выпил водички из графина, стоящего на столе. Голос его звучал хрипловато.

«Похоже, у них тут сегодня конвейер!» – подумал Рэм. Он больше часа ожидал в коридоре встречи со следователем. Конвойные сбились с ног, приводя и уводя, а порой оттаскивая арестованных – тех, кто идти уже не мог. Наконец, охранник ввел его в кабинет, снял наручники и встал за спиной.

Напротив Рэма, через стол, сидел семейного вида дядька с брюшком и залысинами. Судя по обилию циркулей на погонах – целых капитан. Китель он расстегнул. Туго натянутая рубашка позволяла молочно-белому животу кое-где выглядывать на волю между пуговицами. Широкие подтяжки окаймляли центральное взбугрение.

Кабинет сообщался с соседним дверью, кривовато висевшей на петлях. Дверь была приоткрыта, из-за нее доносились звуки спокойного разговора.

Офицер платочком вытер со лба пот и завозился с бумагами. На столе у него лежала целая груда папок, и он долго не мог разобраться, кого конкретно к нему привели. Найдя нужную, он произнес «аха!» и погрузился в чтение.

А потом выдал эту фразу – про «формальное значение».

– Вы хотели спасти соотечественника и военнослужащего вражеской армии, не отрицаете?

– Нет смысла Сожалею о содеянном и готов понести наказание.

– Да-да, разумеется…

Капитан принялся выводить сверхаккуратным, гимназическим почерком суть ответа. Муха билась блестящей зеленой тушей в окно. Радиоприемник шуршал невнятными тенями музыки.

Не отрываясь от протокола, следователь продолжил:

– Ерунда, в сущности, года три каторги на медных рудниках…

Рэм похолодел. Три года каторги?

– Я бы не стал вас вызывать. Какой резон вроде бы? Оформил бы бумаги, да и дело с концом…

– Я-а..

Тут из соседнего кабинета донесся глухой удар, а за ним второй. И сразу после этого – чей-то жалобный всхлип. Капитан бесстрастно продолжал чертить красивые круглые буквы.

– Но тут дополнительные обстоятельства…

– Я-а… это случайность… Я подобрал раненого и не сразу понял, что это не хонтиец, он весь обгорел. А потом…

Контрразведчик говорил, не глядя на него и не слушая его бормотания:

– В связи со вскрывшимися обстоятельствами придется задать дополнительные вопросы…

Из радио вдруг вырвались прекрасные мотыльки фиоритур, исторгаемых какой-то оперной дивой во всю мощь глубокого контральто. Капитан потянулся, выключил приемник.

– Барахлит с утра. В радиотехнике ничего не смыслите? То волна слетает, то вдруг слышимость увеличивается?

– Н-нет… я гу… я гуманитарий… Я-а…

– Жаль. Ну и ладно. Собссна, – все-таки оторвавшись от бумаг, но нимало не обращая внимания на слова Рэма, продолжил офицер, – у вас при обыске обнаружены следующие предметы: кинжал и зажигалка с символикой вооруженных сил Южной федерации. Предположительно периода последней имперской войны. Ваши вещи?

– М-мои, но…

– Так и запишем. Да вы не беспокойтесь, ерунда, по большому счету. У кого только нет «военных сувениров»… распишитесь вот тут.

Рэм глянул в протокол: «Признает факт принадлежинности ему кинжала и зажигальки военных, из федератской армии».

В потрохах Рэма уже ковырялись ледяные пальцы ужаса, но он нашел в себе силы поинтересоваться:

– А что мне может быть, господин капитан, за эти вещи?

– Пустяки, ничего.

– Простите, но я все-таки опасаюсь подписывать эту бумагу… Может, от старых хозяев квартиры осталось…

Звучало нелепо. Конечно, осталось от старых хозяев и неизъяснимым образом перебралось к нему в письменный стол, где и было найдено ищейками.

– Ну и напрасно. Собссна, простая формальность.

Следователю, похоже, было наплевать и на нож, и на зажигалку. Он не спеша накорябал: «От принадлежинности оных предметов отказался».

Это Рэм подписал.

– Отлично! Ну вот, уже двигаемся. Следственное мероприятие мне в зачет. – С этими словами следователь убрал бумагу в стол. Довольно улыбаясь, он пояснил: – Да вам нечего опасаться. Собссна, мелочи, крючки. Зажигалка вообще пшик, а за кинжал, ну, в худшем случае добавили бы еще годик каторги. Холодное оружие, факт хранения… С вашими-то делами лишний годик вообще ничего не значит. А вы цепляетесь…

Тут у него на столе зазвонил телефон.

Улыбнувшись еще шире, капитан сообщил неведомому собеседнику:

– Я говорил тебе, что «Акулы» продуют? Нет, признай, я говорил тебе еще два дня назад… А? Отговорки… Громче… Не понял… Аха! Так ты еще толком ничего не знаешь, ты только понаслышке! Сообщаю точные сведения: три – два. Да. По радиотрансляции. На призовые места – никаких шансов!..

Рэм понял: они нашли «Синюю папку». И найдя ее, совершенно не поняли, что представляет собой ее содержимое. А ведь он всего-навсего собирал материалы и делал рабочие записи, желая на философском уровне объяснить причины войны, каскада революций и политической нестабильности, длящейся вот уже четверть столетия… Самому себе объяснить. Связать концы с концами. Не копаться в мелочах, а посмотреть на то, в чем он участвовал, чему стал очевидцем, с высоты птичьего полета Он вовсе не искал возможности опубликовать «Синюю папку». Там еще работать и работать! Так, одни наметки… Да и как такое опубликуешь в наши-то дни? Может, сдал бы в архив, потомки разберутся… Или сделал бы несколько статей самого безобидного содержания.