Георгий Шах - Если бы её не уничтожили... (=Огненная колесница Гелиобала))

Уже слухи о существовании огненной машины произвели сенсацию в многочисленном и пестром населении Гелиополиса. Первое же ее появление и особенно запуск двигателя породили смятение, какое могла бы вызвать разве что весть о нашествии свирепых кочевых племен. Постепенно первый шок миновал, но многие так и не смогли оправиться от страха, усмотрев в двигателе воплощение черных разрушительных сил. Другие испытывали по отношению к нему благоговейный ужас или безграничное почтение. Однако по мере того как машина принимала все более деятельное участие в строительных делах и становилась видна ее очевидная польза, число ее поклонников росло, восхищение и благодарность вытесняли все прочие чувства. С особой любовью относились к ней огнепоклонники, рассматривая двигатель как одну из метаморфоз огня, еще одно свидетельство могущества этого благородного божества.

И все же не было оснований для успокоенности. Огненная машина сразу же вызвала настороженное или откровенно враждебное к себе отношение со стороны жреческого сословия города и стройки. Учитывая огромное влияние жрецов на настроения толпы, этим нельзя было пренебрегать. Дело поначалу дошло до того, что священнослужители разных религий, забыв вечные распри, объединились, чтобы изгнать чудище. Инженер никак не мог уразуметь причину этой ненависти к машине и довольствовался объяснением, что жрецы просто усмотрели в ней опасного конкурента, способного отвратить от них души верующих.

Как бы то ни было, явно по наущению жрецов отдельные злоумышленники попытались нанести двигателю увечье. К счастью, этому помешал Гелиобал, не отходивший от него ни днем, ни ночью; пришлось установить специальный караул. Священники продолжали исподволь нагнетать недовольство, в воздухе запахло возмущением. Но тут дело спас центурион. Он вмешался и потому, что в его обязанность вменялось поддержание железного порядка, и потому, что питал к машине скрытую симпатию, связывал с ней какие-то особые свои планы.

Действовал центурион со свойственной ему решительностью. Захваченные злоумышленники были распяты и выставлены на всеобщее обозрение, а устрашенные жрецы, знавшие крутой нрав офицера и не сомневавшиеся, что он не задумается занести руку и на служителей культа, были созваны на совещание. Центурион обратился к ним с речью, которая не отличалась красотой слога и риторическими ухищрениями, но содержала две принципиальные мысли. Первая состояла в том, что машина в будущем послужит вящей славе римского воинства, а вторая сводилась к тому, что в образе машины на помощь стройке явился сам бог Вулкан, засвидетельствовав тем самым покровительство свыше. Эти аргументы поставили жрецов в тупик, ибо на основании их любые враждебные акты против машины приобретали одновременно характер выступления против отечества и религии. Им пришлось смириться, по крайней мере временно.

…Инженер не мог удержаться от смеха, вспомнив рассказ центуриона о том, с какими постными лицами расходились с небольшого временного форума жрецы. Полог шатра откинулся, и на пороге появился он сам собственной персоной. Слава богам! За последнее время они сблизились, вероятно, на почве общей симпатии к машине и ответственности за ее судьбу. Инженер старался теперь не замечать грубости центуриона, его явного невежества во многих сферах, склонности к бахвальству. Все это отступало на задний план перед тем простым обстоятельством, что в присутствии воина он чувствовал себя как за каменной стеной.

— Как в Библосе? — спросил он, предлагая гостю присесть и разделить с ним ужин.

— Все так же, — ответил центурион, плюхаясь на мягкие подушки и запуская пятерню в блюдо с дичью. — Мне эта операция надоела до рвоты.

Трястись за десятки стадий ради того, чтобы провести вечер в обществе потасканной гетеры, которая к тому ж ухитрилась завлечь меня на театральное представление, с ума можно сойти! Единственное, что утешает, так это возможность подышать свежим воздухом и ощутить соленые брызги понта.

— Ты стал поэтом, — усмехнулся инженер.

Центурион не ответил, продолжая интенсивно работать челюстями.

— Можно мне, господин? — спросил казначей, входя для обычного доклада о состоянии финансов. Он достал из своей сумки аккуратно сложенные таблички и начал быстро просматривать записи, видимо, решая, с чего начать.

— Сегодня я не расположен долго тебя выслушивать, — сказал инженер. — Скажи только о том, что заслуживает особого внимания. Если ничего такого нет — можешь отправляться в свой кабак.

Казначей не моргнул глазом.

— Как раз сегодня, — сказал он, — я сделал кое-какие расчеты и хотел тебя с ними познакомить. Если ты позволишь. — С этими словами он подошел к стоящему у стенки пифосу [5] Глиняная бочка для вина или масла. , налил черпаком кружку вина и удобно устроился на четвереньках.

— Говори, — приказал инженер, лениво отмечая про себя, что казначей, как всегда, не дождался разрешения.

— За последнее время, — начал казначей, — на стройке храма Юпитера были возведены две колонны, шестнадцатая и семнадцатая. В монтаже шестнадцатой участвовали восемьсот рабов, содержание каждого обходится по одному оболу в день. Если сюда добавить оплату свободным мастерам и всякого рода дополнительные расходы, установка шестнадцатой колонны обошлась нам в два таланта. Семнадцатая была поставлена огненной машиной. Стоимость новой конструкции, которая понадобилась в связи с тем, что колонна возводилась на удалении от машины, подвоз дров, воды и масла, а также содержание рабов, подготовивших колонну к установке, составляют в сумме два с половиной таланта. Если сюда добавить ту часть стоимости машины, которая приходится на данную операцию, то семнадцатая обошлась нам в три с половиной таланта.

Центурион, давно переставший жевать, перевел взгляд на инженера. Тот, явно расстроенный, что-то быстро прикидывал стилом на небольшой карманной табличке.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил наконец центурион.

— Только то, что сказал. Машина нерентабельна. С ней можно разориться.

— Погоди, — поднял голову инженер, — как ты распределял первоначальные затраты? — Очень просто: разделил стоимость машины на 27 колонн, то есть ровно половину их общего количества. Другую половину поставят рабы.

— Машина может легко поставить все колонны.

— Справедливо, господин. Но что в таком случае будут делать рабы? Разогнать их ты не сможешь, так как машина не способна производить ряд операций. Но если мы все равно держим их на стройке и тратим на каждого обол, то полное безумие позволить им бездельничать. Над нами посмеются не только ученые-экономисты, но и каждый полуграмотный сельский подрядчик.